– Так что же получается, это кто-то из сотрудников Отдела мог его убить? – ляпнула Полина и сразу поняла, что о таких вещах лучше вот так, в лоб, не спрашивать. Она хотела еще уточнить, в какой стороне находится двадцать пятый кабинет, в котором ей предстояло работать, но Архип Савельевич яростно замахал рукой, не желая больше ни о чем слушать и показывая на часы над дверью:

– Говорю вам, он опозданий не любит! А уже без двух минут!

Двадцать пятый кабинет отыскался сразу. Обыкновенная дверь, выкрашенная светлой краской и снабженная табличкой «СНЫ», была приоткрыта. За дверью ругались.

– Эти папки должны лежать здесь, потому что они всегда здесь лежали, – говорила там какая-то дама, и ее низкий голос звучал авторитетно и веско.

– Никогда раньше эти папки здесь не лежали, – раздраженно возражал в ответ другой, высокий, даже немного визгливый женский голос. – Я всегда говорила, что их не надо сюда складывать.

Полина вздохнула и шагнула в кабинет. И сразу поняла, что ее квалификации и дипломов будет недостаточно для работы в сфере регистрации сновидений. У противоположной стены, прямо напротив двери, в простенке между двумя высокими окнами стоял прибор, каких ей видеть пока не доводилось. На основательной металлической ноге крепилось устройство, похожее одновременно на телескоп и на большой бинокль. С разных сторон к нему были приделаны еще какие-то линзы и колесики. Прибор был ростом с Полину и выглядел очень впечатляюще с этими его цилиндрами, перехваченными медными скобами, слегка потертым основанием и поблескивающими линзами. В остальном, правда, двадцать пятый кабинет был обыкновенным – таким, какие бывают в любом официальном учреждении: рабочие столы с компьютерами, стеллажи с папками, пара старых деревянных шкафчиков с выдвижными ящиками каталога, информационный стенд на стене, цветочные горшки на подоконнике. Спокойная такая офисная обыденность. Только слишком, пожалуй, запущенная: столы завалены документами, картонные коробки от старой оргтехники просто задвинуты в угол, пыль везде. Кроме таинственного прибора в кабинете не было ничего, что наводило бы на мысль, что здесь работают над регистрацией сновидений. В будничности этой обстановки Полине почему-то чудился какой-то подвох. Виной этому было, конечно же, название Отдела и всей организации.

Прибор так впечатлил Полину, что она даже не сразу разглядела двух ссорившихся сотрудниц. Одна из них была дамой лет пятидесяти, подтянутой, в темных брюках и синей спортивной кофте, с короткой стрижкой и нарочито бодрыми движениями. Увидев Полину, она показательно отвернулась и отошла. Вторая, постарше, наоборот, направилась прямиком к Полине, со стуком опираясь на палку, и без церемоний принялась разглядывать новую сотрудницу.

– Ну что же, давайте знакомиться! Меня вы будете называть исключительно по имени и отчеству: Доротея Львовна. Запомните, пожалуйста, и потом не путайте, – велела она звучным, низким, хорошо поставленным голосом. Полина тоже разглядывала ее. Это была полная, невысокая дама в сиреневом с зелеными узорами платье, в крупных бусах и серьгах, с седыми волосами, уложенными сложным, но довольно неряшливым валиком.

– В течение тридцати лет я работаю в отделе Сновидений, – продолжала Доротея Львовна. – Так что со всеми вопросами вы без стеснений можете обращаться напрямую ко мне. А вас, должно быть, зовут Полина Сергеевна Голубева? Нам Людмила из бухгалтерии еще вчера рассказала, что к нам новый сотрудник придет. А вы часом не родственница Вениамина Иннокентиевича Голубева-Звонарева?