Еще запомнилось, как меня обделили регланом. До войны всем летчикам выдавали кожаное пальто-реглан, которое и мне было положено, однако мой новый реглан отдали Михаилу Волынкину – снайперу, а мне выдали его, уже изрядно поношенный. Я не унывал: по росту он был мне хорош, и сам себе я стал казаться похожим на настоящего летчика.

В целом же отношения в полку складывались очень хорошие – добрые, человечные и товарищеские.

Благодаря моей вдумчивости, старанию и помощи старых летчиков авторитет мой среди летного и технического состава полка был высок.

Из-за симпатии ко мне командир эскадрильи капитан Голов называл меня «сыном». У него был сын такого же возраста, девятнадцатилетний. Это прижилось, и спустя несколько лет оставшиеся в живых при встречах звали меня «сыном», не помня фамилии и имени.

Таким образом, за лето 1940 года мною был освоен истребитель И-153, и я уже уверенно летал в строю пар, в том числе и на больших высотах с кислородной маской; теоретически был подготовлен и для ночных полетов.

В полку старые летчики были подготовлены очень хорошо: большинство пилотировали уверенно и точно, летали ночью строем в составе эскадрильи. Я жалел тогда, что мне не пришлось так полетать – лето закончилось, и полк вернулся на аэродром Любитов, под Ковелем, на зиму.

Зимой мы не летали, так как не имели наземных средств подготовки аэродрома к полетам в зимних условиях. Недостаток практики пытались компенсировать плотной теоретической учебой. А мы, молодые летчики, еще ходили в качестве начальников караулов на охрану объектов и патрулирование.

В 1940 году вышел в свет приказ № 0200 наркома обороны маршала Тимошенко. Согласно этому приказу командиры с выслугой менее четырех лет обязаны были жить в общежитиях на казарменном положении.

Одно из зданий гарнизона наскоро переоборудовали под общежитие, и мы, молодежь, разместились в комнатах по двое. Меблировали их, по нашим тогдашним представлениям, весьма пышно: столы, стулья, полки, даже шкафы были.

Этот приказ создал немало проблем в молодых семьях военнослужащих.

Во-первых, не прослужившие четырех лет обязаны были отправить семью куда-либо к родственникам, на что выделяли подъемные в 2000 рублей, а глава семьи должен был переехать в общежитие.

Во-вторых, всех молодых командиров обязали подстричься под нулевку, что весьма расстраивало таких, как я, бравых и холостых.

Помнится, что перед войной в тех местах нередко пропадали командиры из других частей и, находясь вне воинской территории, приходилось быть бдительным.

Весной 1941 года по заданию комиссара в одной из деревень под Ковелем мне довелось прочитать доклад, посвященный Дню Красной Армии. Приехал я в эту деревню, представился председателю колхоза и проследовал в клуб, где собралось много народа. Во время доклада под окнами раздалось несколько выстрелов. Возможно, это недовольные советской властью (колхозами) селяне решили проверить на практике, в моем лице, моральную стойкость Красной Армии.

После доклада были танцы, я тоже приглашал девчат и танцевал, хотя и отвлекался, посматривая по сторонам, чтобы не пристрелили. Чувствую, что мое поведение удивило их – ведь «пан советский офицер» был так прост, что приглашал деревенских паненок и танцевал с ними. Атмосфера вокруг была довольно напряженной, и пришла мысль, что неплохо бы быстрее уехать отсюда, пока жив. Хотя меня оставляли ночевать, я настоял на отъезде и на извозчике уехал в Ковель, всю дорогу держа пистолет в готовности за пазухой, но не показывая тревоги…