– Чтобы вы сделали именно то, что собирались сейчас сделать.

Наступила тишина. Неприглядная истина проникала в сознание Сида. Когда он заговорил, голос у него был именно тот, который взывает из глубин.

– Ну, гады!

– Удивляюсь, – продолжал Тони, – что вы так долго терпели. Можно было сразу догадаться. Посмотрите на меня! Ходил я на лекции? А на концерты? Верхом ездил, ничего не скажу, но мне это нравится. Что-то вы, Сид, одурели.

Сид снова бросил на него подозрительный взгляд.

– Чего вы мне все это говорите?

– Прайсы, знаете ли, славятся честностью.

Сид задрожал от гнева.

– Да? А вот эти Бессинджеры… Нет, таких гадов!.. Помочь они хотят, хо!

За недостатком слов он выкрикнул «Хо!» еще раз. Тони его убедил, хотя следующая фраза ему не понравилась.

– Вы уж их простите!

– Эт как?

– Они меня очень любят.

– А меня, собственного родственника! Это надо же!

– Они не чувствуют, что вы их родственник. И леди Лидия, и сэр Герберт, и Фредди думают, что я – настоящий Дройтвич.

Сид горько фыркнул.

– Думают они, э?

– Нельзя их за это винить.

Судя по новому звуку, Сид полагал, что можно. Он быстро шагал по комнате. Глаза у него сверкали, уши пламенели.

– Может, они думают, что я не тяну на графа?

– Боюсь, у них есть такая мысль.

– Да? Ну, я им покажу! Я им всем покажу!

– Надо понимать, предложение отменяется?

– Еще как! – пылко заверил Сид. – Это же надо, так заморочили! А я-то думал, у меня кочан варит.

Он фыркнул снова, и секунду казалось, что в салоне есть эхо. Потом стало ясно, что кто-то громко сопит.

Сопела мамаша Прайс, только что вошедшая в комнату.

Посещение церкви почти не принесло ей покоя. Она явственно страдала, словно ее томило бремя. Сопела она тоже горестно.

Сид с неудовольствием на нее смотрел. Много раз за истекшее время он хотел ее повидать, но сейчас ей не обрадовался. Он был поглощен досадой.

– Приветец, ма! – рассеянно бросил он.

Мамашу Прайс переполняли совсем не материнские чувства. Если бы Сид к ней пригляделся, он бы заметил растерянность. Она плюхнулась в кресло и отвела взгляд.

– Здравствуй, Сид.

– Тебе что, худо?

– Голова разболелась.

– А у меня… м-м… задняя часть.

– Сэр Герберт и леди Лидия пошли за вами, миссис Прайс, – сказала Полли.

Мамаша кивнула.

– Я их видела. Поговорили…

Сид вскипел.

– Да? Я бы уж с ними поговорил!

Мамаша поднесла руку ко лбу.

– Я бы им сказал, будь здоров! Я этому Эрберту!..

– Не кричи, дорогой, – взмолилась мамаша. – Голове хуже. Полли, доченька, дай-ка мне чаю.

– Сейчас пойду наверх, поставлю.

– Полли поставит чайник, – подтвердил Тони. – А я ей помогу. Согреем булочки… Тони и Полли!

Она взяла его за руку, и они удалились. Сид услышал, как Тони поет в женском зале и на лестнице. Ему это не понравилось. В такие минуты не до песен.

– Чего им от тебя надо? – спросил он мамашу. – Чертову Эрберту и этой самой Лидии?

– Уговаривали меня, – объяснила мамаша Прайс. – Чтоб я, значит, в суде не выступала.

– Ничего себе, гады! – Голос у Сида дрогнул. – Это главного свидетеля перед самым судом! Змеюки высший сорт. Засадить бы их как следует…

– Сырырбырт очень переживает!

– Он еще не так запереживает! Я ему покажу!

– Он думает, ты на графа не потянешь.

– Да? – Сид пронзил ее взглядом. – Ты вот скажи, какие эти графы?

Мамаша Прайс растерялась.

– А бог их знает… – беспомощно сказала она.

– В концерты ходят, да? Танцуют, гарцуют прямо на мустангах? Еще чего! Семьдесят концерта не видели, восемь с половиной… то есть два… на лошади не ездят…

– Тебе виднее, – не очень уверенно согласилась мамаша.

– А то! Я уж их знаю. Изучил вопрос. Морочат меня, мне экспер сказал.