– Ты можешь выбросить мусор из позиции обиженного или просто сделать это, не обращая внимания на попытки ЭГО обезопасить своё положение.
– А могу вернуть вам мусор обратно?
– Нет. – Владимир отходит к ближайшей клумбе, оставив меня стоять как дурака с этим фаршмаком в руке.
На запястье висел дипломат, напоминая о том, какой я крутой (был) и какой болван (стал). Пересилив себя, я подошёл к мусорке.
– Ну как? – спрашивает.
– Можно я вашу работу делать не буду?..
– А что так? Корона жмёт?
Чешу затылок.
– Вот теперь понимаешь, как глубоко пустили корни программы ЭГО?
Отвожу взгляд.
– А чего же плохого-то? Это же просто самоуважение. – Упс… договорив фразу, я поймал себя на том, что, возможно, обидел Владимира.
Садовник наш и виду не подал, лишь руки в карман комбинезона положил.
– А кто определяет уровень твоего самоуважения?
Жую нижнюю губу.
– Мамочка? Папочка? – говорит он нарочно детским голосом. – Вот они, отпечатки детских травм. К ним и подошли. Будет больно. Ты готов?
Я, поколебавшись, нерешительно кивнул… а потом ещё раз, чуть увереннее.
Глава 9
– А может, ну его? Не будем мы там копаться в этом детстве? – разговариваю я со спиной Владимира. – Там всё пылью поросло, зачем…
Садовник наш тем временем сорняки рвал. Вытащит один, бережно стряхнёт землю с корней и положит на газон.
– Важно понять, что родители – это лишь инструмент в руках Бога, это инструмент в руках нашей судьбы, это забота Бога о нас, Его обучение и милость, – говорит.
Ну вот… – закатывая глаза, застонал я. – Опять Бог. Опять тема вокруг Всевышнего. Я чувствовал внутреннее сопротивление. Протест. Тема Бога – как бельмо на глазу. Чешет и ноет.
– Владимир?
– Да? – укладывает ещё один сорняк.
– А если я не религиозный человек? У меня даже крестика нет. Значит, всё, что вы говорите про Бога, меня не касается?
Он замирает. Протирает руки о комбинезон.
– Эээ… я что-то не так сказал? – поднимаю вверх руки (читайте: жест мирного урегулирования).
Владимир встаёт и, подходя ко мне, складывает на плече тяжёлую руку:
– Как думаешь, цветок отрицает связь с землёй?
Я не смотрю на него, хотя чувствую на себе этот тяжёлый взгляд:
– Думаю, нет.
– А этот цветок? – свободной рукой он указывает на другую клумбу ярко-жёлтых растений. – А этих? Или вон тех?.. – мы начинаем ходить от одной клумбы к другой.
– Я, кажется, понимаю, куда вы клоните, но…
– На вопрос ответь.
Вздыхаю:
– Нет, – говорю, – связь они не отрицают.
Убирает с плеча руку.
– Тогда почему эту связь отрицаешь ты?
И мне как-то нечего сказать. Точнее, есть чего, мол, я не цветок, а Бог не земля… но я как-то вяло пожимаю плечами и полушёпотом говорю:
– Бога нет. Никаких доказательств…
– Потому что ты Его не видишь?
– В том числе… – прикусываю внутреннюю часть щеки. Давным-давно я дал себе обещание не разговаривать на тему Бога. Когда приподвыпью – даже табуированная тема политики проскальзывала. Но БОГ… нет. В такие моменты я просто затухал. Тема сама собой сворачивалась, оставив внутри что-то между подавленностью и оцепенением.
– А веришь ли ты в дыхание? – спрашивает и улыбается.
– Чего в него верить, дышу и всё.
– Но разве ты видишь воздух?
– Прекратите так улыбаться, я чувствую себя школьником… – отхожу и смотрю в сторону.
– Мы не осознаём величия Бога, потому что не знаем, кто мы. Если бы я осознал, что я – величайший, если бы я осознал своё величие, то понял бы, насколько сильно я пал.
– Хватит. – Мой голос дрогнул.
За спиной раздаются шаги. Опять рука ложится на плечо. Пытаюсь отойти, но не выходит.
– Расскажи.
Молчу.
– Станет легче.