– Я знал, что это сработает, – сообщил Ласий Андаиру.

– Треклятый ты выродок, – ругнулся Бессон, силясь приподняться.

– Заткнись, недобитый кусок дерьма, – огрызнулся палач. – Тебя вообще не спрашивают. Разве вы способны оценить шедевральную работу мастера? Мне пришлось несколько недель готовить почву, расшатывать ваши нервишки, бить по больным местам, чтобы в этот прекрасный миг все сошлось. Все свершилось. Эта дура все мне расскажет и я, наконец, получу повышение, избавлюсь от вас и уеду из этого мерзкого места.

– У тебя, крадуна недоделанного, и друзей что ли нет, раз ты нам все это рассказываешь? – угрюмо поинтересовался Андаир.

Ласий с размаху несколько раз ударил его по лицу. В дверь соседней камеры постучали, внутрь заглянула женушка палача и пролепетала нежным голосочком:

– Ласик, хватит работать, нас уже ждут.

– Уже иду, Идочка.

– Провалиться тебе в гэрт, – пожелал уходящему тюремщику Бессон.

Ласий шагал по коридору рядом с женой, она что-то ворковала, но он не слушал. Настроение вдруг испортилось. Он не мог понять почему, все же удалось, теперь Вилора расскажет ему правду. Слова Андаира о том, что у Ласия нет друзей зацепили, но он не хотел себе в этом признаваться. Когда-то у него были друзья…

Ласий сирота. В детстве оказался на улице, пришлось выживать с такими же беспризорниками. Было плохо, голодно. Нередко Ласий бывал побит, но у него были настоящие друзья, его сверстники, они вместе выживали, промышляя воровством. Однажды Ласия поймали стражники, поколотили, а потом пообещали награду, если он выдаст друзей… Ласий выдал. Получил награду. Потом делал это снова и снова. Жить стало намного проще. Так все как-то и наладилось потихоньку. Ласий научился выживать за счет других, его не мучила совесть, и страдания ближних не трогали. Главное, что ему самому тепло, уютно и сытно.

Следующую встречу с Ласием Андаир запомнил надолго. Случилась она через неделю, не была продолжительной и не сопровождалась пытками, но оставила неизгладимый отпечаток. Самые глубокие шрамы остаются в душе. Там они кровоточат, не заживая, и раздаются острой болью стоит неосторожной мысли скользнуть вдоль них.

Довольный, как сытый кот, палач вошел в камеру.

– Дайте мне минуту, – приказал Ласий стражникам, и те остались ждать за дверью.

Андаир не хотел его видеть, не хотел его слушать. Слишком долго проклятого не было, думал вальдар и боялся услышать страшное. Впрочем, если Вилора… То и им самим осталось недолго.

Ласий пристально наблюдал за ним, прочел страх в глазах и рассмеялся.

– Правильно, крысеныш. Ты правильно догадался. Твоя мамочка все нам рассказала и перестала быть нужной, – Ласий растягивал каждое слово, наслаждаясь моментом, и не сводил глаз с Андаира. – Я лично выпустил ей кишки. Мне кажется, это одна из самых мучительных смертей, ты не находишь?

Палач подошел близко к вальдару, наклонился и заговорил совсем тихо:

– Я до сих пор помню этот звук: хлюп. Это кишки твоей маманьки шлепнулись вниз со стола. Но я не убил ее, зачем портить момент? Я оставил ее лежать там, наслаждаясь богатейшими ощущениями собственной выпотрошенной туши…

– Да заткнись ты! – Бессон не выдержал и изо всех рванулся из цепей, желая дотянуться до Ласия. Вилора и ему была матерью, хоть и не по крови. – Выкидыш краги, дай только до тебя добраться!

Андаир молчал, стиснув зубы. Ему казалось, что напряжение внутри достигло предела и сейчас он взорвется, пришибив этого слизняка ударной волной, и забрызгает все вокруг своими внутренностями. Но нет, сколько бы гадостей не приготовил для тебя мир, насколько зашкаливающими бы они тебе не казались, кнопки «остановите, я сойду» нигде нет. Никогда нет. И это бесит особенно. Хочешь, не хочешь, езжай до конечной. Никакой свободы выбора. И тогда ты просто дышишь. Потому что ни на что другое нет ни сил, ни терпения, и зла не хватает. Просто дышишь. Вдох. Выдох. И постепенно легчает. Не то, чтобы слишком, но понимаешь, что найдешь силы еще немного побарахтаться.