С третьего раза окоченелые руки выбили огонек на серном конце спички и отправили его в печь. Спустя пару минут из открытой заслонки потянуло теплом. Влада придвинулась ближе и подставила ладони. Кончики пальцев закололо, и кровь побежала быстрее, согревая изнутри.

Сначала отогрелись руки, потом жаром полыхнуло в лицо, и Влада со стоном оторвалась от печи. Отправился в печку горшок с кашей, следом плоский металлический чайник с замоченными ароматными травами. Несколько раз Влада растапливала снег, собираясь устроить себе банный день. Настоящей бани в ее одиноком домике, оставшемся от прабабки по отцовской линии, не было, а напрашиваться к маме или подругам она не хотела. Мужья Насти и Инки в последние месяцы посматривали на Владу с молчаливым осуждением и иногда с насмешкой, а потому проситься в чужое семейное гнездо в выходной день для нее было невыносимо. Беспокоить маму с растопкой бани тоже не хотелось. Растопленный в печи снег, несколько тазов, и жизнь заиграет новыми красками даже без настоящей бани с ароматом трав, с жаром на коже и стекающими каплями пота.

И без сильных рук, которые не раз разминали в общей бане замерзшие стопы. И без губ, которые собирали капельки пота на плечах.

Влада издала утробный рык, ненавидя себя за воспоминания, которые лезли в голову, что бы она ни делала. Каждое действие, каждый шаг, каждая мелочь напоминали эпизоды последних двух лет. Когда жизнь Влады играла красками, когда сердце замирало, изнывало и пускалось вскачь, когда тело сходило с ума от нежности и напора. Когда она любила так сильно…

Влада, сколько можно!

Она с силой поставила таз с нагретой водой на деревянный табурет, и брызги обожгли ноги. Влада лишь глянула на них сверху вниз, почти ничего не ощутив. Казалось, что отныне остались только те, прошедшие чувства, задавленные и запертые глубоко внутри. А она просто разучилась в полной мере различать оттенки. Горячо, холодно, больно – все равно. Все пресное, блеклое и бессмысленное. В лучшем случае удавалось отвлечься на физические ощущения, но никак не прочувствовать их сполна. И как бы каждое утро Влада ни заставляла себя жить дальше и даже улыбаться, внутри зияла дыра. Дыра, которая никогда не затянется, и которую невозможно заполнить.

Так ей казалось тогда. Так оказалось и в действительности.

В небольшой комнате постепенно становилось теплее. Прогревался низкий потолок с массивной деревянной балкой поперек, которую даже невысокая Влада едва не задевала головой. Отмерзал дощатый пол, отполированный ногами и обувью за свой долгий век. Прогревалась узкая кровать в дальнем углу, где девушка свободно могла ворочаться с боку на бок в одиночку, но всякий раз утыкалась носом в мужское тело, когда…

Тепло пробиралось сквозь полумрак, еще царивший в помещении – свет в полной мере не проникал сквозь небольшие окошки, плотно заткнутые по периметру тканью, чтобы не дуло. Тепло согревало бревенчатые стены, деревянный стол у окна с придвинутыми вплотную двумя стульями и небольшую полку с книгами.

Влада скинула вязаную шаль и ночную рубашку, обнажая тонкую белизну кожи с россыпью веснушек. Ткань скользнула по бедрам и упала к ее ногам. Кожа тут же покрылась мурашками. Влада обхватила себя руками за плечи и глубоко вздохнула. Холод, привычный на всем материке Инверно и в родной Владиной Северной автономии в частности, так или иначе оставался холодом. С ним приходилось мириться, справляться и бороться.

Влада склонилась над тазом и погрузила пламенно-рыжие волосы до плеч в воду. Прошлась по ним мылом, несколько раз хорошо промыла и отжала привычным движением. Провела по мокрым локонам гребнем, и капли с них скатились на выпирающие ключицы и худые плечи.