Михайловский каторжный тракт оставил тягостное впечатление, тем более, что пришлось обогнать небольшой конвой. Размахивая плетями, охранники согнали несчастных каторжников с дороги, чтобы господская коляска проехала.

Наверно, каждый из колонны вполне заслужил такой участи своими жизненными прегрешениями, но не оставляло тяжкое чувство, когда проезжали мимо ссыльных, исхудавших, измученных, в рваной одежде. Парни с ужасом смотрели на тяжелые, огромные колодки на ногах, кандалы на руках и на опущенные лохматые головы. То ли от немыслимого стыда, то ли от безысходности, но каторжники шли, опустив головы. Братья заметили только одного молодого арестанта, который бросил злой взгляд на проезжавших бар и тут же опустил глаза.

– Смотрите, смотрите, господа. Это все русские люди, – добавил свою лепту Авдеев.

Он, видимо, еще в Казани побеспокоился на случай, если встретят этапников, поэтому остановил коляску и передал корзину с хлебом офицеру, сопровождавшему этап.

Вернувшись на место, объяснил своим подопечным, что подкармливать голодных арестантов не возбраняется. Во времена Пугачева арестантов вообще не кормили, они должны были иметь жалкий вид и вымаливать подаяния. Это было своеобразной острасткой для народа, который боялся такой участи и опасался идти против власти. Никому не хотелось оказаться в этой жалкой, голодной толпе.

– Это сейчас погода еще хорошая, – тяжело ронял слова Авдеев, – а идти сердешным приходится и в ливень, и в метель, и в жару адскую. В этой колонне женщин не вижу, а они часто бывают, и идут также, послаблений им нет. Если не получается за день дойти до следующей станции с полуэтапом для ночевки или каторжной избой, то несчастным приходится ночевать посреди поля, опять же в любую погоду. Единственное облегчение – костры можно разжечь. Больные и увечные тоже тащатся со всеми, если есть телега, то могут на нее бросить. Умирать.

– Федор Ильич, а что такое полуэтап?

– Так это огороженные территории, внутри которых помещаются деревянные домики. Офицеры в основном живут отдельно, солдаты отдельно. Самое большое помещение выделяется для арестантов. Я там не был, сам не видел, но говорят, что имеются внутри печи и нары. Это полуэтап. А этапы – они больше, и еще имеют хозяйственные постройки. Мы увидим их, они обычно окрашены в грязно-желтый цвет.

– Это же так долго идти пешком.

– Да, долго. Говорят, от Петербурга до Иркутска несчастные могут тянуться до двух лет. А вообще сейчас у каторжной службы все расписано. У меня сослуживец живет в деревне, где выстроили этапную избу. Он рассказывал, что теперь после каждых двух дней пути полагается сутки отдыхать. Расстояние между этапными избами двадцать пять – тридцать верст.

Эх, грехи наши тяжкие! Не приведи господь поперек власти пойти! – тяжело вздохнул Авдеев.

– Потихоньку обустраивается, конечно, тракт. Он же не только для каторжников. Здесь и государственная почтовая служба проезжает, и простой, и государев люд ездят, сейчас вот амурские переселенцы идут, и товары разные возят, и золото из рудников. Торговлишка идет. С востока везут меха, пушнину, серебро, кедровые орехи, рыбу, чай, а на восток – муку, крупу, толокно, ткани, оружие.

Видите – вдоль дороги березки растут? Это государственный указ вышел, чтобы направление дороги и зимой было видно, и никто не плутал, сбиваясь с пути, и дабы снежных заносов было меньше. Окрестные села отвечают за сохранность этой метки. Не дай бог засохнут деревца – сразу последует штраф на всю крестьянскую общину.