– Ах, какая прелесть! ― дочь констебля жеманно сложила руки на груди. ― Какая вы счастливица, Ваше Высочество. Лорд Хеспенский такой благородный, такой щедрый рыцарь. Вы должно быть так благодарны судьбе, что наш король сделал вас своей дочерью…

Принцесса, не морщась, слушала этот вздор: сегодня на братчине или за вечерней трапезой король опять потребует, чтобы леди Селита сидела подле него. У него ещё не иссяк запас двусмысленных шуток. Достаточно будет уронить ему в кубок одну такую горошину…

На братчину прибыло слишком много гостей. Большая зала не могла вместить всех, кто считался в этих горах носителем благородной крови, и пиршество устроили во дворе детинца. Трапеза была проста. У стен развели костры. На копьях ворочали туши баранов и даже целых быков. Под радостный смех выбивались пробки из бочек с местным элем и равнинным вином. Пиршество длилось уже несколько часов.

Горцы вставали с общей скамьи и, не смущаясь своих косматых шкур, которые заменяли им доспехи, славили короля, хозяина твердыни и лорда марки графа Неффа. Местные лорды и сквайры были просты, грубоваты, и вели себя вольно, словно пировали на домашней вечеринке в своём клановом доме, которые, по словам девиц Гафос, очень часто походили на хижины пастухов.

На большом месте сидел король, за его спиной со стены смотрела на собрание сработанная из дерева и разукрашенная красками голова барана ― герб Гафоса. Король с удовольствием взирал на своё воинство. Эти неотёсанные воины не должны устрашиться уруктаев. Они так же мало ценили свою жизнь, как чужую и всякую минуту были готовы ввязаться в драку. Вот она ― сохранившаяся простота и неприхотливость завоевателей Восточного Предела.

Стевариус перевёл смеющиеся зелёные глаза на Селиту. Она, как и король, располагалась не на лавке ― для неё поставили пузатый, набитый конским волосом стул. Наверняка, фамильная гордость нескольких поколений Гафосов.

Хозяин твердыни сидел по правую руку от Стевариуса, дальше от большого места, в нарушение правил, помещался его сеньор ― маркграф Нефф.

– Вы уже все знаете леди Хеспенскую. Жена моего бастарда блистала вчера перед вами умными речами. К сожалению, вы не можете по достоинству оценить всё её красноречие. Этот чудный ротик и алые губки, ― король протянул руку и Селита испуганно отшатнулась. Она решила, что король способен при всех вновь схватить её за лицо. ― Губки, созданные для поцелуев, способны произносить изощрённые ругательства. Но для этого вам пришлось бы снова отдать её Дерику и штурмовать одну из фюргартовских твердынь. Вот тогда в полной мере вы смогли бы… А какой звонкий, мелодичный у неё голосок, ― Селита боялась поднять глаза на короля и его вельмож. Она вдруг поняла, что король пьян, и способен на всё. Но она боялась только быть прилюдно униженной.

– Таким голоском хорошо рассказывать сказки. ― Стевариус близко наклонился к ней и грозным шёпотом произнёс ей в лицо. ― Я сегодня же хочу, чтобы ты, леди Селита, развлекла меня на ночь хорошей историей с Овечьих Холмов. И не смей мне отказывать ― никто в целом мире не может мне перечить! Всё, что я возжелаю, должно мне принадлежать без остатка.

Селита быстро взглянула в зелёные глаза Стевариуса и увидела, что они совершенно трезвы.

– Ещё недавно она стреляла в меня, ― громко сказал король, откидываясь на спинку кресла. ― Стреляла в Капертауме из арбалета. И хотела убить ― будьте уверены. А теперь она ― леди Хеспенская, она находится среди нас и учится у единорогов, как править миром.

Где-то ближе к концу общего стола с лавки поднялся молодой воин. В руке у него был рог. Вначале он протянул заздравную чашу в сторону короля и выкрикнул приветствие, а затем громко обратился к другой стороне стола. Слов его было не разобрать, но было ясно по насмешливому тону и поставленной на бедро голой руке, что он подначивает какой-то другой горный клан. У воинов напротив молодца были другие цвета на одежде.