Теперь я поняла, что такое ненависть. Это когда ты думаешь, какой вариант кончины больше подойдет - быстрый и очень больной, или долгий и мучительный - на полном серьёзе.

     Ему было по фигу, что я там думала. Он сейчас продолжал воспитывать и наказывать. Не обращая внимания, что мне уже нечем дышать. Пока, видимо, сам не задохнулся.

     Я уж, было, порадовалась, что успокоится и отстанет. Невозможно ведь бесконечно целовать, не получая ответа. Рано или поздно, дойдет до мозгов, что зря это делает. Ну, или просто надоест...

25. Часть 3.Глава 9

Но ему не надоело. Он просто спустился чуть ниже. По шее, ключице, плечам...

   Тонкое, промокшее белье не защищало от грубовато-жадных прикосновений. А контраст между холодной кожей и жаром от губ и языка заставил вздрогнуть, потом уже - мелко задрожать. Снова стало недостаточно кислорода в воздухе. Мелкие мурашки по всему телу - уже неясно, от чего: от жарких касаний или от холода в кабинке. Извращение. Сознание об этом говорило, а тело не слушалось. И это еще больше злило. Похоже на изнасилование. Лучше бы, реально, силой взял, чем вот так - возбуждать, зная, что я этого категорически не хочу. Абсолютно, совершенно, стопроцентно - я против. И это яркое нежелание заводиться от его жестких ласк не шло ни в какое сравнение с предыдущими играми.

   Вот только, эта сволочь гадкая, совсем не играть изволила. Что-то неуловимое изменилось, в движениях, дыхании, в захвате сильных рук, что-то неясное, отделяющее грань между попыткой подчинить и настоящим возбуждением. То, что он начал со мной творить - пытка на грани жестокости. Его губы на животе, пальцы - на бедрах, ниже, пробегают вниз, трогают и сжимают нежную кожу под коленями, потом снова вверх, и ноги меня больше не держат. Тянущее желание зарождается вслед за каждым прикосновением, колет иголочками, заставляет впиваться ногтями в ладонь, чтобы не схватить его за плечи, и вдавливать затылок в хрустящий пластик кабинки, в поисках точки опоры, чтобы не упасть. А в душе гуляет возмущение, будоражит обида и злость. На себя, на собственное бессилие, на неспособность справиться и устоять... Теперь я, кажется, попробовала на вкус бешенство. Которое сжигает изнутри, потому что вырваться ему нельзя - рано и не время.

   Странное ощущение от того, что тело так ярко реагирует на каждое действие мужчины, а мозг, который должен бы отключиться давно, продолжает фиксировать происходящее, будто со стороны. А хочется просто забыться и все пропустить, сделать вид, что меня здесь нет, и Кир все это не со мной вытворяет...

   А Кирилл не видел ничего странного, замечая лишь то, как начинаю плавиться под его руками, сдавая, шаг за шагом, последние рубежи самообладания. Он лишь радостно забирал мое дыхание, вновь вернувшись к губам, ловил его, хриплое, рваное. Довольно, со знанием своей победы, смотрел в глаза. Окончательно убеждая: нельзя мне с ним. Просто поломает. Не заметив трещины, раскрошит на куски, а потом выбросит. Такие, как он, не любят испорченные вещи. И осколки не склеивают. Проще новые купить.

   Белье тоже придется новое покупать... Лоскутки когда-то красивого комплекта, истерзанные, свалились к ногам. Вот зачем его, спрашивается, рвать, когда оно замечательно снимается? Можно даже одной рукой, если вторая занята.

   Наверное, для того, чтобы не позволить отвлечься на такие мелочи, не дать шансов притормозить.

   А мир окружающий не только разгонялся, увлекая с собой и меня, он еще начал раскачиваться и крутиться... Галлюцинации? Нет, это Кир снова куда-то меня поволок, заставив схватиться руками за плечи, ногами - за талию. На самом деле, понятно, куда и зачем, но осталась надежда, что заблудится. А потом отстанет от меня, наконец...