Давно зашел, прошептала его совесть голосом Недж.

– Я подумаю.

Она вся сжалась – восприняла это как отказ. И была вся такая маленькая, крохотная, что у него в груди разлилось доселе незнакомое чувство… захотелось её защитить. От кого?! Да от себя же и защитить!

Да что же ты творишь, Доган, ведь она не виновата, девочка эта, что была послана тебе в спутницы! Зачем наказываешь её за несуществующие проступки?

Рывок – вот он уже нависает над ней.

– Целуй меня, гонщица, – сказал хрипло. – Правильно целуй, и увидишь своих родственников хоть сегодня.

В её глазах полыхнула яркая искорка – радость. Доган аж отшатнулся слегка– так его удивила столь неизведанная улыбка.

Вспыхнула радость на её лице – и погасла, ведь он был рядом.

Доган разозлился. Не на неё – на себя. Разве виновата девчонка, что её трясет от одного его голоса. Разве не этого он добивался?

Взгляд невольно прошелся по креслу у камина.

Он вспомнил, как несколько дней назад взял её в этом кресле.

** ** **

Она пришла вовремя, да и разве бывало иначе? Разодета, ухожена. А у него руки тряслись – так ему хотелось совершить задуманное. Ведь планировал же, втайне мечтая, как будет её…

– Господин, – сказала она тихо, почти прошептала.

– Иди сюда.

Он поманил её к себе. Доган сидел в кресле, Марлен подошла и застыла рядом. Их колени почти соприкасались, но почти – не считается.

– Садись на колени.

Она села. Глаза наполнились ужасом, когда она ощутила на себе его… хвост, неторопливо поглаживающий спину.

– Смешно так… – выдал ящерр задумчиво, – вы эту часть нашего тела называете хвостом, а мы, – кисточкой прошелся по её щеке, – просто не можем вам объяснить, что это, ведь в вашем языке нет не только конкретно этого слова – нет самого понятия.

«А вы хотя бы пытались?» - подумала лисица, стараясь подавить панику.

– Доган… господин.

Он засмеялся.

– Так Доган, или господин?

Он уложил хвост ей на колени. Его гонщица, казалось, в тот момент в камень превратилась. Еще бы, она знала, что именно хвост – главное оружие любого ящерра. Нечасто, но все же ей доводилось видеть, как они ими метал корежат. Что уж говорить о слабой земной человечке?

– Они чувствительны очень, лисица, – прошептал ящерр ей в самое ухо. – И иногда – очень редко – мы их в постели тоже используем.

Он стянул сорочку ей не талию, а белье – разорвал, казалось, одним щелчком пальцев. Лисица сидела у него на коленях – голая.

У Догана от возбуждения кружилась голова.

Рывок – он приподнял ее, пересадил на соседнее кресло. Затем сам начал избавляться от одежды.

В полумраке комнаты она видела очертания его тела. Красивый мужчина, а такой подонок, думала лисица, уже зная, что сегодня будет еще хуже. Еще не знала, как именно будет, но определенно хуже.

Он подошел, потянул её на себя и снова усадил к себе на колени. Насадил на себя, начал раскачивать, как будто она – маленький ребенок, которого нужно убаюкать.

Его руки сначала приласкали грудь, затем он губами прикоснулся к соску. Она ощутила его руки на ягодицах. И еще одно прикосновение… будто кто-то очень неспешно прочертил по спине влажную дорожку.

Его руки всё крепче сжимали её ягодицы. А она, не сдержавшись, наконец-то заглянула в его одурманенные желанием глаза. Не ящерр, не человек резко вколачивался в неё в тот момент – самый что ни есть зверь.

– Пожалуйста, – проговорила одними лишь губами, ощущая его кончик на ягодицах, все ближе подбирающимся к заветной точке.

Он не слышал. С ней был не человек, а зверь.

•• •• ••

Видимо, даже ящерр понимал, что в ту ночь позволил себе слишком много, так как ей – впервые за долгие недели! – позволили увидеться с родителями.