Я набрал номер матери.

– Она согласилась на квартиру, – сообщил я. – Переедет на этой неделе.

– Ты молодец, Ярослав, – голос матери звучал довольно. – Я знала, что ты сможешь её убедить. Это первый шаг. Дальше будет легче.

– Она очень упряма насчет будущего ребенка, – заметил я. – Дала понять, что не собирается его отдавать.

– Время всё расставит по своим местам, – уверенно сказала мать. – Главное, что она будет под нашим присмотром. И ребенок тоже. За месяцы беременности у тебя будет возможность… повлиять на её решение.

Меня насторожила особая интонация, с которой мать произнесла "повлиять".

– Что ты имеешь в виду? – напрямую спросил я.

– Просто покажи ей, что в нашей семье ребенку будет лучше, – ответила мать. – У тебя есть свои методы убеждения, Ярослав. Используй их.

Я закончил разговор и задумался.

Майя была просто еще одной бизнес-задачей. Сложной, но решаемой. Если нужно будет проявить терпение – я проявлю. Если придется использовать финансовые рычаги – воспользуюсь. Если ситуация потребует запугивания или шантажа – я не побрезгую и этими методами. Я не заработал репутацию безжалостного бизнесмена, испытывая моральные терзания при достижении цели. Если нужно будет её соблазнить… что ж, я подумаю и над этим вариантом.

Девочки, не забывайте, пожалуйста, добавлять книгу в библиотеку и лайкать, если книга нравится))

Майя

Как только дверь за Воронцовым закрылась, я рухнула на кровать, бессильно суча в воздухе ногами. Внутри бушевал настоящий ураган эмоций: гнев, страх, обида, растерянность… и что-то опасное, похожее на неуместное восхищение.

Какой же он невыносимый! Я никогда в жизни не встречала никого настолько холодного и расчетливого. Настоящая рептилия. Хладнокровный и скользкий. Даже стоя в шаге от меня, он словно источал арктический холод. У него, наверное, в груди спрятана не душа, а морозильная камера. Про скудный диапазон эмоций я и вовсе молчу.

Кажется, она у него только одна – презрение. И все же что-то мелькнуло в глубине этих ледяных глаз, когда он говорил о ребенке. Что-то почти человеческое.

Я встала и, покусывая ноготь на большом пальце, нервно мерила шагами комнату, пытаясь справиться с противоречивыми чувствами. Желудок снова предательски сжался от тошноты – моя верная спутница последних недель не отпускала меня даже в моменты стресса. Или усиливалась из-за него.

Он говорил о ребёнке, как о какой-то собственности, как о чем-то, что можно забрать, передать, отнять. Будто мой ребёнок – это просто ветвь их семейного древа, а не живой человек.

– Никогда, – прошептала я, машинально поглаживая плоский, даже впалый живот. – Никогда я не отдам тебя им. Обещаю.

Но внутренний голос предательски напоминал, что у меня не так много вариантов. Я стояла в крошечной комнате общежития, слыша, как за стенкой ругаются соседи, а из коридора доносится запах подгоревшей лапши быстрого приготовления. С работой в клинике скоро придется распрощаться – тяжелые смены с каждым днем становились все более невыносимыми, а токсикоз только усиливался. А ведь еще учеба, которую нельзя было бросать…

Конверт с ключами от квартиры мозолил на столе глаза.

Разумный выход был только один. И он меня пугал.

Оказаться под полным контролем Ярослава Воронцова. Чувствовать на себе его холодный, оценивающий взгляд. Знать, что за каждым моим движением наблюдают, каждое решение анализируют. Что он просто ждет момента, когда сможет забрать моего ребенка.

На миг перед глазами возник образ Антона – его улыбающееся лицо, теплота в глазах, когда он смотрел на меня, то, как он прижимал меня к себе, обещая, что все будет хорошо. "Моя мама немного поворчит, но в конце концов примет тебя," – шептал он. Как же он ошибался! И как мало мы знали друг друга. Всего полгода. А теперь мне приходится иметь дело с его бездушным братом.