- Тогда я к нему.

- Проходите, - разрешил боец.

Петр толкнул массивную дверь, оказался в длинном и темном коридоре. Доски под его тяжестью заскрипели. На скамейках, установленных вдоль побеленных стен, сидели люди: потерпевшие или те, кого вызвали для допроса. При виде Елисеева все, словно по команде, вскинули головы.

- Здравствуйте, - слегка опешив от неожиданного внимания, произнёс Елисеева.

- Вы к кому? – спросил его дежурный, сидевший за обшарпанным столом.

Петр хотел ответить, но сейчас же зазвонил телефон, и дежурный схватился за трубку:

- Губрозыск, дежурный по городу Федотов… Говорите адрес… Медленнее, пожалуйста. Воскресенский проспект, дом три, всё верно? Принято. Отбой.

Он бросил взгляд на настенные часы и что-то записал в большой прошнурованной книге. Потом, вспомнив об Елисееве, спохватился:

- Простите, вы к кому, товарищ?

- К Колычеву.

- Вторая дверь направо, - сказал дежурный и потерял к нему интерес.

- Спасибо, - поблагодарил Петр.

Колычев сидел в маленькой прокуренной комнатушке с узким зарешечённым окном. Из всей мебели два стола, несколько стульев и несгораемый шкаф, поверх которого лежали пухлые папки.

- Петр! – обрадованно приподнялся Колычев. – Здорово, герой!

Елисеев смущённо потупился.

- Брось барышню изображать! Проходи, не стесняйся! Из транспортной уже звонили, рассказали о твоих подвигах. Лихо ты, говорят, Пичугина кончил. Прямо голыми руками. Чуть голову не оторвал…

- Случайно вышло. Я его живьём, гада, взять хотел, - признался Петр.

- Все равно, молодец! Не сплоховал. Выходит, не зря я тебя товарищу Янсону сватал! – горделиво произнёс Колычев.

Многие начальники уголовного розыска по традиции были переведены из ЧК. Не стал исключением из правила и начальник Железнорудского губро, бывший латышский стрелок Янсонс. Правда, буква «с» на конце его фамилии постепенно исчезла, и теперь начальника величали чуть короче – товарищ Янсон. Прежде Елисееву не доводилось с ним сталкиваться лично, но все отзывы были только положительными: угрозыском заведовал человек ответственный, строгий, но справедливый, вдобавок, с неплохим опытом оперативной работы.

- А где он? – поинтересовался Петр и услышал ответ:

- Там же, где почти все наши - в клубе, Ленина слушает.

- Как Ленина?! – удивился Елисеев. – Он что – в Железнорудск приехал? А почему нам никто не сообщал? Это же такое дело… такое… – От избытка чувств у него перехватило дыхание.

Шутка ли - сам товарищ Ленин в их губернском городе. Да это событие всероссийского, если не сказать – мирового масштаба.

Колычев засмеялся.

- Ну, ты, братец, хватил! У Ильича и без нас забот хватает. В Москве он, работает.

- А как же... – совсем ошалел Петр.

- Ларчик просто открывается. Пластинки сегодня привезли с его речью. Наших первыми слушать пригласили, - похвастался Колычев. – Мы с тобой завтра пойдём. Товарищ Янсон велел устроить стопроцентный охват. Каждый сотрудник обязан услышать Ильича. Ты, кстати, как – партийный?

- Нет, - мотнул головой Елисеев. – Сочувствующий.

- Непорядок, - сказал Колычев.

Петр виновато потупился. Он подумывал о вступлении в партию, но не решался сделать первый шаг. Быть большевиком – большая ответственность. Честь велика, но велик и спрос.

- Я поговорю с товарищами по партячейке. Думаю, скоро поставим вопрос по тебе. Нас, партийных, мало, но вместе мы – во, сила! – Колычев сжал ладонь во внушительного размера кулак. – Горы свернём! Солнце с неба достанем.

Дверь распахнулась, в комнату стремительной походкой ворвался невысокий плотный мужчина лет сорока с русыми коротко стрижеными волосами. На нём был английский френч, обтянутый крест-накрест портупеей, и тёмно-зелёные кавалерийские галифе. Взгляд у мужчины был ясный и решительный.