Они стали еще темнее, чем были.

– Прекрати.

– Вот и я о том же! Прекрати… На тебя девки пачками вешаются, а ты… Ай!

Его рука молниеносно сжала ее подбородок.

– Я сказал – прекрати.

Она тоже многое знала о человеке, который не давал ей спокойно спать по ночам. Да что спать – жить…

Он не любил, когда с ним спорили. Даже не так. Он не любил, когда ему даже перечили.

Внук своего деда, чего уж.

– Не прекращу, – продолжила Алексия, в полной мере осознавая, чем рискует. – Я хочу понять. Почему я? И сколько это будет продолжаться? Рус, ты же все знаешь… Не могу я… Не хочу с тобой встречаться. Боюсь я тебя. Тебе нравится мой страх? Ты же вроде бы не больной… Рустам, оставь меня в покое. Как человека тебя прошу, а?

Рустам молчал.

Долго молчал.

Или ей так казалось? Скорее всего, казалось. Потому что лифт все еще поднимался.

– Не могу, – наконец, глухо выдавил он.

Лифт дернулся, останавливаясь.

Алексия глубоко вздохнула.

– Можешь, – прошептала она. Слезы уже лились непрестанным потоком. – Ты все можешь… Только ты один и можешь остановить это безумие.

Внезапно Рустам оскалился, обнажив сжатые зубы. Его губы дрогнули, прежде чем он прошипел:

– Ты думаешь, если бы я мог, не оставил бы тебя в покое? Нихуя! Ты точно раковая опухоль – сидишь в мозгу!

Его слова повисли в воздухе, тяжелые, ядовитые. Дыхание сбилось, так же потяжелело. Его пальцы еще сильнее сжали ее подбородок, грозя оставить на нем следы.

– Ты задолбала меня уже одним своим присутствием! И ты, сучка этакая, это знаешь.

Алексия судорожно втянула в себя воздух.

– Ты совсем с ума сошел... Это я-то сучка? Это ты преследуешь меня! Ты в каждом коридоре, под каждым постом, в каждом моем шаге! Ты…

Она не договорила. Потому что он приблизил свое лицо к ее. Его перекосило от злости.

– Лешка, помолчи…

– Помолчать? Да сколько можно, Рустам? Правда… Давай по-человечески поговорим. Пожалуйста.

Он снова не ответил, лишь продолжил смотреть ей в глаза.

Нет. Прямо в душу.

И Алексию понесло. Благоразумность кричала, чтобы она послушала его. Сегодня он на самом деле вел себя адекватнее обычного. Но куда!..

– Я не просила тебя в мою жизнь лезть. Не просила внимания. Не хочу его и сейчас. Но ты... ты как собака бешеная – куда бы я ни пошла, ты уже там, рычишь из-за угла.

Зря она, кажется, его собакой назвала.

От его прищура у Алексии скрутило низ живота.

Створки лифта давно распахнулись, но никто из них даже не дернулся в сторону выхода.

– Хочешь высказаться? Давай… Говори дальше. Я послушаю…

Она много что могла сказать. О ненависти. О страхе. О том, во что он превратил ее жизнь.

Но слова пошли другие.

– Твои же знакомые… Эти Дагаевы… Они меня преследуют из-за тебя! Только из-за тебя!

Не сдержавшись, она ударила его раскрытой ладонью в грудь. Удар получился слабым, но выразительным. Рустам даже не пошатнулся, только брови дернулись вверх.

– Они тебя не тронут.

– Ты даже не представляешь... – Голос ее сорвался. – Каждый день. Каждый чертов день они...

Рустам стоял неподвижно. Его лицо было каменным, только в глазах мелькнуло что-то нечитаемое.

– Я сказал – они тебя не тронут, – процедил он, и его лицо окончательно окаменело.

Алексия фыркнула:

– Как же, не тронут… Раньше меня преследовал только ты. А теперь еще и они.

Он сжал челюсти с такой силой, что желваки напряглись, вены обозначились ярче. В его взгляде вдруг появилась та самая опасная искра, из-за которой все его боялись.

А его боялись. Да-а.

Алексия, вступив на тропу саморазрушения, уже не могла остановиться:

– Я знаю, что между вашими семья война. И я становлюсь разменной монетой. Они терроризирует меня только из-за тебя. И…