Будильником я больше не пользовалась. Бакурин и правда просыпался рано. Шел в душ и… устраивал мне персональные концерты. Пел он неплохо и только это смиряло меня с ранними побудками!

— Это мой способ проявить заботу! — заявил он на мои претензии, когда я поймала его спустя неделю утренних распевок в душе. — Я наладил тебе режим дня. Разве в утренние часы работается не лучше всего? — улыбнулся он, довольный собой, и добавил как будто бы совершенно искренне, — Ну? Где мое спасибо?

К сожалению, спорить с ним всерьез у меня бы не получилось. Если первые два дня я бесилась и к тому же не могла поймать своего неуловимого, вечно занятого «мужа», чтобы высказать ему возмущение, то через неделю организм привык, подстроился… и у меня действительно наладился режим дня. И да, заснуть обратно у меня не получалось, так что я садилась за работу. И в утренние часы работалось-то, на удивление, и правда неплохо. А из-за того, что я раньше просыпалась, мне и спать хотелось лечь пораньше, и в привычку это вошло до смешного легко.

Я могла бы из упрямства еще повозмущаться, но я же не была дурой, чтобы разводить серьезный конфликт практически на пустом месте чисто из принципа. Не самый лучший сосед на свете из него получился, но и далеко не самый плохой. Совершенно точно лучше, чем я ожидала. Три года прожить с ним при том, что мы почти не видимся, а когда видимся, он беззлобно шутит про свой обесчещенный холодильник — это было совсем не сложно! Бакурин иногда кидал на меня при встрече любопытные взгляды, как будто видел впервые, но особо не лез.

Меня слегка раздражало, что он изменил мой режим дня, не спрашивая, надо ли оно мне. Я вполне прекрасно ложилась после полуночи и вставала к десяти. Меня лично в моем режиме не смущало ничего. Но — Боже! — это было такой ерундой по сравнению с моими ожиданиями от этого сожительства! Его завывания по утрам я как-нибудь переживу.

— Спасибо?.. — я вскинула бровь и вгляделась в его лицо, пытаясь понять, откуда он черпает эту уверенность в себе.

Если бы меня невольный сожитель попросил бы петь по утрам потише, я бы точно смутилась и прикрутила звук. А этот…

— Всегда пожалуйста! — он кивнул с видом щедрого благодетеля, — Мы же теперь семья, пусть и со сроком годности. Должен же я о тебе заботиться, пока наш контракт не стухнет?

Он мягко рассмеялся, довольный собственной шуткой, весело сощурил глаза и умотал опять на какую-то встречу, насвистывая под нос песенку. Я уже заметила, что Бакурину, в общем-то, все равно, смешно ли кому-нибудь, кроме него, от его шуток. Были ли вообще в его арсенале такие эмоции, как неловкость, стыд, тактичность… Или их не было персонально рядом со мной? Ведь как-то же он производил на людей хорошее впечатление? Родителям же он за что-то нравился?

— Загадка!

Я ее разгадать даже пытаться не буду. Выбранная мной стратегия в отношение Бакурина была проста: что есть, то есть, а три года — это капля в море. Чем бы дитя не тешилось, лишь бы не психовало на ровном месте. Шутки про мой рацион раз в неделю и живой будильник на пару часов раньше — это не проблема даже. Так, милое чудачество.

Сегодня мы с Майей договорились посидеть в кофейне, и я хотела немного пооткровенничать. По телефону я свой брак обсуждать не готова была, а хоть немного выговориться очень хотелось. По итогу, Майя стала единственным человеком, которому я выложила все, как есть. Ване решила не рассказывать, потому что все еще помнила, как он однажды сломал Игорю нос из-за меня. И хотя за искреннюю заботу другу я была благодарна, но вовсе не нуждалась, чтобы в мою жизнь вмешивались подобным образом. Ваня о своем поступке так и не пожалел, и — я была уверена — не пожалеет и Бакурину пару тумаков отвесить, если посчитает, что меня обижают.