– Некоторые из нас в парламенте пытаются помочь им, но положение очень сложное.

Они повернули на Каррингтон-плейс, оставив позади шум и суету торговых кварталов, и углубились в тихие улицы Мейфэра. Левертон взглянул на Джиллиан.

– Но ведь вы видели такую нищету и на Сицилии, разве нет?

– Да, в Палермо попрошаек непомерно много, но в деревне они не так бросаются в глаза и уж точно их не было в поместьях моего отчима. Он очень внимательно относился к благосостоянию тех, кто находился на его попечении.

– Джентльмен, в высшей степени достойный уважения, – сказал Левертон. – Уверен, вам с матушкой очень его не хватает.

Джиллиан ничего не сказала – у нее перехватило горло, поэтому просто кивнула.

– Должно быть, вы покинули Италию с большим сожалением, – продолжил беседу Левертон, – ведь она всегда была вашим домом.

– Да, но, полагаю, пришло время возвращаться. – Однако сердце ее восставало против этого мучительного признания.

– Ну да, к безжалостным бандитам, пытавшимся вас убить… ну и все такое прочее.

Джиллиан махнула своей нелепой муфтой – перья на ней затрепетали.

– Мама и бабушка преувеличивают опасность. Я имела в виду совсем не это.

– А что?

– Просто после смерти отчима все стало не так. – Девушка сообразила: это звучит глупо. – Я имею в виду, конечно, что во многих отношениях все оставалось как прежде и его наследник очень по-доброму к нам относился, но… – Она замолчала, поняв, что объяснить все будет очень сложно.

Титул и поместья отчима перешли к его племяннику, достаточно порядочному человеку, которому хватало такта относиться к контессе и Джиллиан с уважением и великодушием. И все-таки леди Джулия настояла на том, чтобы они собрали вещи и переехали на элегантную виллу Марбери в Палермо. Это было мучительное прощание не только с единственным родным Джиллиан домом, но и с преданными слугами Патерини, вырастившими ее с младенчества. С ними поехали только Стефано и Мария. Стефано был телохранителем и наставником Джиллиан с раннего детства. Он научил ее драться, стрелять и защищаться и наотрез отказался оставить ее.

Но в конце концов пришлось попрощаться и со Стефано. Для старика оказаться, по сути, изгнанным из собственной страны было бы слишком тяжелым испытанием. Джиллиан никогда не забудет их прощания в доках Палермо. Она пролила там реки слез, понимая, что скорее всего уже никогда не увидит своего старого друга.

– Думаю, я понимаю, – сказал Левертон. – Когда ваш отчим умер, вы потеряли не только любящего отца, но и защитника. После его смерти ваше положение сделалось более уязвимым.

Джиллиан подняла на него глаза, удивленная не столько его проницательностью, сколько готовностью обсуждать ее положение в обществе.

– Хотя у вас все же оставалась защита лорда Марбери, – добавил герцог.

– Да. Но дедушка никогда меня не одобрял, он был достаточно грозным, и никто не решался при нем повести себя дерзко. Дедушка ушел в мир иной через год после отчима, и тогда…

Она попыталась подобрать слова, чтобы выразить это, не впадая в вульгарность.

– Люди стали решаться на дерзость? – мягко подсказал Левертон.

– Можно сказать и так.

На самом деле все было намного хуже, но Джиллиан скорее умерла бы, чем призналась в этом.

Герцог остановился и отвел ее в сторону, чтобы пропустить двух напоминавших ворон пожилых матрон, одетых в черное. Все кивнули друг другу, матроны пробормотали вежливое «ваша светлость» и с любопытством посмотрели на Джиллиан. Она предположила, что со своим густым загаром и долговязой фигурой выглядит весьма экзотично и не похожа на модных английских девушек.