Эклери тихонько зарычал на себя самого.

Артарию он всё равно не верил ни на грош. Но Эклери хотел заглянуть в шар – ещё разок.

Он кликнул кеб и, забравшись внутрь, приказал ехать в библиотеку.

«Там все уже давно спят!» – пытался он образумить самого себя, когда стучался в тяжёлую дубовую дверь, однако как только он развернулся, чтобы уйти, та открылась у него за спиной.

– Я тебя ждала, – сказала Тали.

Эклери вздрогнул.

– Меня так легко предсказать? – спросил он.

– Не то чтобы, – Тали улыбнулась краешком губ, – но я смогла. Заходи.

Внутри библиотеки царил полумрак. Единственную свечу Тали держала в руке.

Она проводила его в тот зал, где Эклери занимался всегда. Поставила свечу на стол, потом достала с полки шар и бережно опустила его рядом со свечой.

Эклери смотрел на шар как на своего личного врага.

– Он работает на пыльце? – спросил он.

– Что? – Тали подавилась словами. – С чего ты взял?

– Потому что… – Эклери сглотнул, – потому что когда отрываешься от него – ощущения как после пыльцы. Как будто потерял за облаками самого себя.

Тали помолчала.

– Я никогда не пробовала пыльцу, – сказала она, – но и шар никогда так не действовал на меня.

– Ты пользовалась им? – Эклери вскинулся. – Давно?

– Давно, – спокойно ответила Тали, – и не хочу рассказывать о тех временах.

Эклери понимающе кивнул. У него тоже были воспоминания, о которых он предпочитал молчать.

– Я оставлю тебя, – сказала Тали, наблюдая, как он опускается на стул и тянется к шару, не решаясь до конца прикоснуться к нему. – Приду с утра. Постарайся не отравиться колдовством.

Освободившись от пристального внимания старого ведьмака, Сафирот вздохнул с облегчением и стремительно, как стрела, направился к выделенным для него покоям.

Литон – щуплый юноша в тёмно-синем плаще, с волосами чёрными как смоль, скользнул из тени за дверью, где ожидал его, и бросился следом за господином.

– Приготовься передать сообщение матери, – бросил Сафирот на ходу и надолго замолк.

Девчонка с высокими скулами, летевшая на своей вороной стрелой мимо изгибавшихся стволов деревьев, так что нежно-зелёный плащ стлался по ветру у неё за спиной, никак не выходила у него из головы.

Сафирот был не из тех, кто ставит женщин слишком высоко. Не столько потому, что они были женщинами, сколько потому, что не ставил высоко вообще никого. Мать с детства учила его, что только они, покорившие демонов, владетели дома Шаул – настоящие хозяева всех островов.

Беиска была из тех немногих тёмных магов, что никогда не жалели о случившемся на войне. Никогда не жаловались и никогда не пытались прикрыться флёром мученичества.

В последние годы таких развелось полно – но Беиска лишь смеялась над ними, говоря, что «каждому сверчку – свой шесток». «Они не способны на настоящую магию, – говорила она, – только плакать и просить подаяния – вот и весь их удел»

Сафирот привык думать, что мать права. Она правила семьёй железной рукой, неизменно преувеличивая её состояние и влияние в столице Астарте, так что никто из Шаулов не вспоминал или, вернее, предпочитал не вспоминать, что она была в этом доме чужой.

Влетев в свою комнату, он изящным движением отстегнул фибулу, сдерживавшую плащ, и тяжёлая ткань рухнула на каменный пол.

Литон, скользнувший следом за ним, затворил за собой дверь. Силуэт его заколыхался в полумраке, как пламя свечи, лицо подёрнулось дымкой, и тонкая фигура стала похожа на длинный высокий цветок, в венчике которого отразилось совсем другое лицо.

– Ты поздно, – услышал Сафирот голос матери, – я уже собиралась отправлять подручных следом за тобой.