– Старик вреден как демон (Гопс)*. Напрочь отказался разговаривать со мной, пока не опустится ночь.

Беиска рассмеялась. Смех у неё был заливистый, а голос – бархатистый. Волосы холодного орехового цвета были собраны в косы и корзиночкой сложены у затылка. Тёмно-зелёное платье открывало худощавые плечи и широкую грудь.

Беиска лет пятнадцать назад была одной из самых красивых придворных дам. Но война не обошла своею злой волей и её. Одна из самых первых битв оставила на лице вдовы Шаул шрам, сбегавший с виска, и, пересекая щёку, спускавшийся к уголку губ. Никакие крема не могли скрыть его, и даже магия тёмных оказалась недостаточно сильна. Немало Беиска искала заклятья, способные исцелить этот небольшой, но крайне неприятный изъян, но открытия её оказались неутешительны – магия исцеления сгинула вместе со светлыми магами целиком. То же, чем могли помочь ей ведьмаки, не стоило и выеденного яйца.

– Ты нашёл кого-нибудь себе по вкусу? – спросила Беиска, и лицо её заколебалось в полумраке.

– Да, – после недолгой паузы ответил Сафирот и улыбнулся, – только не знаю кто она.

Беиска закатила глаза.

– Сафирот, – жёстко сказала она, – ты не на прогулке в городе. Ты приехал за женой.

– Знаю, – Сафирот вздохнул. Потянулся, на мгновения становясь похожим на дикого кота, белоснежная шкурка которого лоснилась в свете умирающей за окнами луны, – девчонки ничего, – признал он. – Любая пойдёт. Но тут есть ещё одна… Вот её я хотел бы попробовать, даже если она не станет мне женой.

Сафирот облизнулся.

Беиска подняла тонкую тёмную бровь.

– Ничего? – уточнила она, проигнорировав последние слова. – Мне говорили, что дочки у Месилона весьма хороши. И разные, как лето, осень и зима.

– Ну… да. Одна холодная, как осколок льда. Но красивая. Я бы объездил её. Другая скромница. И правда тёплая, как солнышко весной. Будет, наверное, хорошей женой. Но, подозреваю, до смерти скучна.

– А третья?

Сафирот нахмурился, и улыбка заиграла на его губах.

– Третья, – задумчиво повторил он. – У третьей волосы как ночь. Мама, а у него точно три дочери?

– Я пока не разучилась считать. А что?

– Ничего, – Сафирот повёл плечом. – Я останусь здесь на несколько дней.

– Если будет возможность – возвращайся вместе с женой. Пусть посмотрит перед свадьбой новый дом.

– Хорошо, – Сафирот снова дёрнул плечом, – я хочу спать. Безумно устал.

– Ну-ну, – хмыкнула Беиска, но не стала продолжать разговор, – давай, сынок. Всё в твоих руках.

Лицо её исчезло, а Литон снова стал похож на самого себя.

– Господин желает чего-нибудь ещё? – поинтересовался он.

Не обращая внимания на слугу, Сафирот подошёл к окну и, прищурившись, стал разглядывать двор.

Вот башня сенешаля. На втором этаже горит огонь, и слышен весёлый говор солдат.

Вот пустая башня магии чёрными глазницами смотрит на океан – уже много веков в ней не обитает никто.

Ещё в одной разместили его самого.

Четверо детей Месилона спят, должно быть, вместе, на втором этаже донжона.

«Ага», – подумал Сафирот про себя. Ещё одна башня казалась пустой, но если внимательно вглядываться в темноту, можно было разглядеть тусклый огонёк, как будто пламя огарка прикрывали рукой.

– Литон, – тихо сказал Сафирот, – доставь меня туда. Я хочу посмотреть на неё.

Эриан изнывала от скуки. Одна мысль о том, что ей предстоит сидеть в этой башне день за днём, до тех пор, пока проклятый Шаул не покинет их дом, навевала смертную тоску.

Эриан давно уже стала замечать, что порой грусть причиняет не кто-то или что-то, что заставляет думать о нём, а сами мысли о нём. Не знай она, что наутро не сможет поехать в лес или даже выбраться к морю, наверняка давно бы уже уснула или хотя бы позвала няньку, чтобы та рассказала ей сказку, или поупражнялась с мечом – Эриан, в отличие от сестёр, ужасно не любила вышивать, хотя Полетта и говорила, что просто время её полюбить женские забавы ещё не пришло.