– Брату я пообещал, что верну деньги, как только смогу, – продолжил Ларсен. – Разумеется, всё это было при ле-сатии Розальде. После чего мне пришлось выслушать такую долгую и слёзную речь от мамы, что я вообще пожалел, что рот открыл.

– Что же она такого наговорила? – удивилась Эйя, всё-таки снова посмотрев Ларсу в глаза.

– А то, что она тридцать лет была лишена права хоть чем-то мне помочь. В детстве не нянчила, от хвори не лечила, вкусностями не кормила, обнять да поцеловать не могла. Каялась передо мной снова, что малодушие проявила, отцу своему-извергу поверила и не искала меня по всему острову. Дескать, кругом я виновата перед тобой, так позволь хоть чем-то совесть успокоить. Сказала, самое малое, что может она мне дать взамен всех потерянных лет, это хоть какие-то блага, вроде денег и крова. А я, понимаешь ли, даже от таких крох отказываюсь. И брат её во всём поддержал. Мол, бери, с нас не убудет, а тебе сейчас нужно… Вот, – Ларсен снова вздохнул, – я и согласился.

Эйя просияла и бросилась к нему на шею. Сама испугалась этого своего порыва, но всё равно рук не убрала, обняла крепко, сколько хватило силы в ослабевших руках.

– Я всё равно потом всё верну… – упрямо пробормотал Ларс ей на ухо. – Но тут хоть время позволяет… Никто голову за эти несколько тысяч не оторвёт.

– Я так рада, – искренне призналась Эйя, отстранившись немного.

– Если бы не ты… – Ларсен покачал головой, – мне снова нужно тебя благодарить, моя крылатая удача.

Она смущенно зарделась.

– Это ещё не всё… – добавил Оллье. – Нам подарили тёплый экипаж и пару лошадей, чтобы мы могли добраться до столицы без всяких сложностей. Так что… можно выдвигаться в путь хоть сейчас, если ты в силах ехать…

***

15. 15 Забавы судьбы

Ларсен

Уезжать не хотелось.

Ларс понимал, что оставаться дольше нельзя, но душа сжималась от тоски, стоило только подумать об отъезде. И причин для того было сразу несколько.

Во-первых, полные слёз глаза матери.

Чувства, которые Оллье испытывал к этой женщине, были так противоречивы. С одной стороны, она пока ещё не стала для него родной и близкой, ведь он почти не знал сиятельную Розальду, и она его не знала. Нужно было время, чтобы понять, чтобы привыкнуть, чтобы полюбить. Да и тридцать лет сиротства невозможно отбросить и забыть за один день.

Но всё-таки Ларс не сомневался в том, что это действительно его мать, и дело было не в магическом артефакте, не в совпадении имён, а в том, что это родство по крови он взаправду ощущал. И где-то внутри душа ликовала от этого понимания, от того, что обрёл «своих», нашёл семью.

И семья эта оказалась вот такой – замечательной, душевной, отзывчивой. Здесь ему действительно рады. Здесь ему помогли. Даже брат, который сначала показался высокомерным и подозрительным снобом.

Впервые в жизни Ларсен знал, откуда его корни, знал, что он был любимым и желанным ребёнком, а не обузой, от которой избавились, вышвырнув на улицу из жизни и из сердца. Его мать оказалась благородной, доброй женщиной, а не уличной девкой, как часто пыталась его убедить Старая Грымза в приюте. Просто судьба ей досталась такая – тяжёлая и горькая.

Но в этом ведь нет её вины. Хотя она и пыталась у него просить прощения неизвестно за что. Собственно, с этого и начался их утренний разговор – не с того, как теперь жить дальше, а с сожалений о прошлом.

Розальду мучила совесть за то, что так вышло с Ларсом и его отцом, хотя разумом она понимала, что не могла ничего тогда сделать. Бесправная юная девчонка… Разве она способна была остановить своего безжалостного папашу? Но совесть редко слушает разум.