–Потому что это здорово! –объяснял ей Клим. – Как вы не понимаете, Иштар? Зачем сидеть в душном зале под кондиционерами, если можно плыть по Москве-реке и дышать воздухом? Лиля –мой цветок. А цветы любят солнце!

Бабушка недовольно поджимала губы. Она ненавидела воду и очень боялась ее. Мы никогда не ездили на пляж, не говоря уже о море. Ее не радовал даже тот факт, что Клим за бешеные деньги нанял самый дорогой прогулочный теплоход. Его украсили лилиями разных цветов: белых, тигровых, розовых, желтых, разноцветных. Их везли со всего мира. И каждый, кто видел это великолепие, ахал и немедленно доставал телефон, спеша запечатлеть на долгую память это чудо. Теплоход медленно плыл по реке, а на берегу за ним двигалась толпа, поминутно щелкая затворами камер.

Экзотический цветок –так называл меня Клим. Да, мы здесь, действительно, экзотика. Наша семья: я, бабушка и мама – ассирийцы. Или как говорят некоторые: айсоры. Правильно и так, и эдак. Я родилась уже здесь, в России, в Питере. Но бабушка перевезла меня в детстве в Москву. Потому что обилие воды в северной столице – всех этих каналов и мостов–доводило ее до безумия.

Мама тоже родилась здесь, еще в Советском Союзе, но приехала из Ирака в бабушкином животе. Бабушке удалось сбежать из Багдада, когда она была беременна мамой. Ее мужа, моего родного дедушку я никогда не видела. И бабушка ничего о нем не рассказывала. Своего отца я тоже не знала. Так мы и жили бабьим царством. Сначала втроем, а потом, когда маме стало совсем плохо, вдвоем с бабушкой. Единственным мужчиной в семье был бабушкин друг. Но и его убили, когда я была совсем маленькой. Хотя до сих помню его замечательную улыбку и сильные руки, когда он подбрасывал меня к потолку.

–Лилис тянется к солнцу, как все цветы! – смеялся он.

И мне нравилось, что он звал меня полным именем. Потому что все, кроме бабушки, называли просто Лилей.

Очередной фотограф щелкнул камерой в двух шагах от меня. Я крепко зажмурилась. Глаза уже болели от вспышек. Каждый из папарацци снимал с близкого расстояния, чтобы как можно выгоднее запечатлеть мои глаза. Такое же исключение из правил, как и девственная плева. Я вообще ошибка природы. Особенная – как деликатно говорят окружающие. А я всегда хотела быть обычной и не выделяться из толпы. Один глаз у меня темно-карий, почти черный, а другой ярко-зеленый на свету и бирюзово-синий в сумерках. Много лет я носила линзы, скрывая этот дефект. Потому что на фоне моей смуглой кожи и черных волос такие глаза очень сильно выделяются. Эти линзы стали еще одной темой вечного спора с бабушкой. У нее и у моей мамы такие же глаза. Бабушка всегда носила линзы и заставляла маму и меня. А я не хотела. От линз я очень страдала и с детства мучилась сухостью глаз.

Но во время исчезновения линзы потерялись. И когда меня нашли обнаженную, беспомощную и дрожащую, то все увидели мои глаза. После этого скрывать что-либо стало бесполезно. Тем более, что мое исчезновение и чудесное воскрешение из мертвых сыграли на руку модельной карьере, которая резко скакнула в гору.

–Хватит! Сделайте перерыв, пожалуйста! –велела я фотографам и надела солнечные очки.

По толпе папарацци прошел вздох разочарования. Внезапно я почувствовала на себе жадный взгляд, от которого кожа буквально пылала. Резко повернувшись, увидела того самого незнакомца, который стоял за спинами гостей. Он даже не пытался прятаться. Просто буравил меня ледяным взглядом.

–Так вот же он, Клим. Посмотри! – шепнула я и дернула своего жениха за рукав.