Оказалось, что у меня очень редкий медицинский случай: слишком толстая и валикообразная девственная плева, которая словно каждый раз самовосстанавливалась после попыток Клима заняться со мной сексом. Звучит бредово, но именно так мне казалось. Нежные и деликатные попытки Клима сделать меня женщиной причиняли мне невыносимую боль. Хотя он был старше меня на семь лет и опыта ему было не занимать. Тем не менее, после нескольких раз мучений мы обратились к врачу. Гинеколог осмотрел меня и удивлено воскликнул:
–Слышал, что чисто теоретически такое бывает. Но сам никогда не видел. Это очень редкая аномалия. В такой ситуации лишение девственности естественным путем не просто затруднительно, но почти невозможно. Проще всего устранить ее операцией.
–Доктор, я не понимаю другого: чисто технически я еще девственница или таковой не считаюсь? –спросила напрямую я. –Потому что мы с женихом как бы да. Но по сути как бы нет. Это как называется?
–Да простят меня светила медицины, но вы почти девственница. Потому что… эээ… как бы точнее выразиться… попытка взлома была, но не увенчалась успехом, –честно ответил врач. –Так что вы, фактически, сейчас гибрид: и да, и нет. Как гермафродит, который и мужчина и женщина чисто технически и, главное: одновременно. Это и есть ключевое слово: одновременно. Сам в шоке, но так оно и есть. Так что можете смело называть себя почти девственницей.
Это было еще до того, как я пропала. До той злополучной съемки на побережье для глянцевого журнала. После моего чудесного возвращения Клим не хотел тянуть со свадьбой.
– Ты будешь моей женой, моя ночная лилия, –шептал он. –Сначала окольцую тебя, чтобы никто не смог на тебя претендовать, а потом мы решим все проблемы. Я готов ждать близости с тобой столько, сколько нужно.
–Может быть, я сначала сделаю операцию, а потом уже поженимся? –спрашивала я.
–Ни за что! Ты –редкий цветок. И я все время чувствую, как тебя пытаются у меня отнять. А делиться своим я не привык. Моя. И точка! – шептал он, лихорадочно целуя мое тело, но не приближаясь к заветному.
Я настолько боялась этой боли, что даже простое поглаживание в той области вызывало дикий страх. Понимала, что это психология. Но ничего не могла с собой поделать. Видела, что через Клима проходит электрический ток в сотни киловатт, когда он просто прикасается ко мне. Каждое его движение было нежным и ласковым, осторожным и едва ощутимым. Он буквально узлом завязывался, чтобы не навредить мне, не напугать, но тщетно. Я буквально дрожала при одной мысли о простых поцелуях. Потому что каждый раз мне казалось, что он не выдержит и обрушит на меня всю так долго сдерживаемую мужскую мощь. Поэтому я была с ним нарочито холодна. Но это еще больше его заводило.
Я спросила бабушку: бывали ли такие случаи в нашем роду? Ведь я никогда не видела никого из ее родственников из-за того, что много лет назад она сбежала из своей родной страны и приехала сюда, в Россию, вернее, в Советский Союз. Бабушка отреагировала очень странно: разозлилась и ледяным тоном заявила, чтобы я не забивала себе голову глупостями.
– Ты – мой экзотический цветок! Нежный и капризный! Моя ночная лилия. Как сказать по-арабски: я тебя люблю? –прошептал Клим мне на ухо, отвлекая от воспоминаний.
–Бихэббак. Но вообще любимым так не говорят. Это слишком общее. Женщинам говорят: ты –моя жизнь. Интаумри! –ответила я, наблюдая за бабушкой, которая старательно прячась от фотографов, тихо забилась в уголок с бокалом сока в руках.
Она все время хмурилась, так как с самого начала не понимала: почему свадьбу нужно играть на теплоходе?