Я прикусила язык, потому что если все было так, как он говорил, то дело и в самом деле могло закончиться смертью.
- Ладно, не будем ссориться, - сказала я примирительно. – Но я и в самом деле не понимаю, чем тебе досадили девицы. Все парни мечтают, чтобы девушки бегали за ними толпами. За тобой бегают. А ты чем-то недоволен.
- Недоволен, - он встряхнул головой, и золотистая волна волос всплеснула мягко, отразив каждой прядью лунный свет.
Просто картинка какая-то, а не живое существо!
Я заставила себя отвернуться и закрыть рот, потому что смотрела на эту волшебную игру бликов и локонов, вытаращившись, как самая настоящая влюбленная идиотка.
- Понимаешь… - слова давались эльфийскому принцу нелегко, и он покрутил руками, помогая изменившему красноречию, - они все влюбчивые, как вот эта кошка, - он взял кошку под брюхо и перебросил ко мне. - Только видят тебя – и всё, никакого спасения. Ластятся, таскаются за тобой везде, норовят погладить, лезут с поцелуями. Сначала это забавно, но потом надоедает. Я чувствую себя статуей в общественном парке, на которую палятся все, кому не лень.
- Многие мечтали бы оказаться такой статуей. По-моему, вы зажрались, ваше высочество.
- Думай, как хочешь, гном. Но я не хочу быть ответственным за их разбитые сердца. Что делать, если они мне не нужны? Я хочу, чтобы рядом со мной была не влюбленная в меня женщина, а женщина, в которую влюблен я. И я не обязан осчастливливать всех, кому имел неосторожность понравиться!
Он сказал это с таким ожесточением, что сердце мое болезненно сжалось. Невозможно было уколоть меня больнее, чтобы я осознала собственную ничтожность. Если уж эльфийские красавицы не удостоились не то что его любви, но даже приязни, то я должна быть ему совсем противна. Даже омерзительна. И пусть пытаюсь убедить себя, что бегаю за ним только лишь из-за колдовского заклятья, разве не готова я идти за ним на край света за один только взгляд, за одну только улыбку?
Я тайком смахнула злую слезу, повисшую на ресницах, а Дагобер продолжал, распаляясь все больше:
- Это безумно раздражает, когда ты вынужден раз, другой, пятидесятый вежливо объяснять: «прости, между нами ничего не может быть, потому что я тебя не люблю», - последние слова он произнес с особенной желчью. – Как будто это кого-то останавливало! У них потом обидки, слезки, истерики, они еще и говорят какую-нибудь чушню. Мол, это ничего, они согласны быть со мной и так… А я-то согласен?! Мое-то мнение кого-то интересует? А когда говоришь им: прости, но ты недостаточно хороша для меня – это действует. Да, они плачут. Некоторые еще и злятся. Некоторые еще и грозятся утопиться в королевском пруду. Но ни одна ведь не утопилась! За что меня было проклинать?!
- Тогда спрячься в башне, как стыдливая принцесса, - сказала я сквозь зубы. – Или занавесь свою физиономию. И прекрати мяукать со всеми, как мартовский котик. Сделал из себя западню для женщин, да еще и недоволен! Разве можно винить влюбленную женщину?
- Можно, если она приставучая, как репей, - отрезал Дагобер.
- Какой же ты бессердечный! – воскликнула я в сердцах, чувствуя, что еще немного – и разревусь. - Будь я феей, я бы прокляла тебя второй раз!
- Что? – Дагобер удивленно вскинул брови.
Гнев мгновенно улетучился, и я почесала шею, выгадывая время, а потом сказала нарочито грубо:
- Но так как я не фея, я бы тебя вздул, чтобы ты не был таким спесивым болваном.
Дагобер промолчал, пару раз глянув на меня искоса и подозрительно.
- Все, пошел спать, - сказала я небрежно, спрыгивая с подоконника и делая вид, что не замечаю его взглядов. – А ты, нежная эльфийская красотка, не сиди здесь долго – обгоришь без зонтика под лунным светом.