Предложение привело всех в восторг, Дагобера прикрутили к лошадиной привязи и начали разводить костер неподалеку.

Глаза у эльфа чуть не вылезли на лоб, а я осторожно поинтересовалась, для чего разводится костер – неужели, чтобы пытать пленника. Орк, у которого я это спросила, добродушно расхохотался:

- Будем варить Чер-о-сус! Попробуешь его, гномыш, и больше ничто не назовешь вкусным, кроме Чер-о-суса. 

 Я сразу успокоилась, а Дагобер заерзал на привязи, и я его прекрасно понимала – он же не мог знать, что знаменитая орочья похлебка «Ешь и молчи» варится из нежнейшей баранины, а не из эльфийского окорока.

Орки занимались своими делами, на меня никто не обращал внимания, а так как идти мне было некуда, я присела на бревнышке у костра. Седой орк вместе с двумя соплеменниками принесли и поставили на подставку из камней великолепный глиняный казан – огромный, с идеально ровными стенками одинаковой толщины.

Седой орк взял глиняный горшок поменьше – такой же превосходной работы, и плотно набил его кусочками мяса, душистых кореньев и трав, а потом осторожно опрокинул, поставив горшок в казан вверх дном. Вокруг насыпали дикого гороха и бросили еще кусочек мяса, чтобы проверять готовность. Теперь кушанье должно было доходить под закрытой крышкой, чтобы приобрести удивительную, восковую мягкость. Глиняная крышка идеально закрыла казан – не осталось даже просвета толщиной с волосок.

- Отличная работа, - сказала я, указывая на казан. – Как вы умудрились затащить его в горы?

- Мы не тащили, - гордо улыбнулся он. – Это я его сделал. Здесь повсюду голубая глина, из нее получается хорошая посуда.

- Кто бы мог подумать! – восхитилась я совершенно искренне, и орк так и просиял. После того, как он забросил в казан ранние овощи и куски баранины, мне пришлось идти в его дом – гончар хотел похвалиться своими работами. Кто бы мог поверить, посмотрев на огромные лапищи, что орк может создавать такие прекрасные кувшины, чаши и блюда? Но тонкостенная посуда стояла на полу и полках, готовясь к обжигу. Несколько чашек стояли на грубом столе, и я взяла одну, разглядывая рисунок, нанесенный острозаточенной палочкой.

Красиво и изящно, есть из такой посуды – одно удовольствие.

- Я был гончаром там, внизу, - рассказывал орк, любовно поворачивая то  один кувшин, то другой, чтобы я могла полюбоваться изящными линиями, - когда сбежал, то первым делом стал искать здесь глину. Нашел и поставил гончарный круг и смастерил печь для обжига. По-моему, получается очень неплохо.

- Да, талант не продашь, - признала я. – Ты большой мастер, дядя.

- А ты, гномыш, разбираешься в этом. Я сразу понял. Алмазный глазок – его не спрячешь.

- Какой-какой глазок?

- Алмазный, - повторил орк. – Ведь так говорит твое племя? Глаз-алмаз.

- Все так говорят, - сказала я, расставляя чашки. – Жаль, что мастера, как ты, вынуждены прятаться в горах. Твою посуду можно ставить на королевский стол.

Мы остались весьма довольны друг другом, и пока угощение доходило на среднем огне до готовности, болтали обо всем подряд. Он дал мне кусочек сушеной лепешки, чтобы я могла перекусить перед ужином. Я грызла сухарь и поглядывала в сторону привязи, где маялся связанный Дагобер, посылая мне такие гневные взгляды, что мог бы убить, обладай хоть капелькой убийственной магии.

Чер-о-сус был готов уже после заката. Орки подходили с чашками и плошками, и седой орк торжественно раскладывал мясо и горох, щедро поливая их острым соусом. Мясо пахло умопомрачительно, и только от одного запаха можно было сойти с ума тому, кто постился последние два дня.