Паркуюсь у нужного дома так, чтобы Хрустальная не сразу просекла, кто за рулём, и нервно барабаню пальцами. Мог бы, конечно, приехать с армией и силой вытащить из дома, но нахрен мне эта шумиха сдалась сейчас, если можно всё тихо сделать, с эффектом неожиданности.

– Добрый день! – раздаётся, когда открывается дверь.

В нос проникает родной запах, и вместе с её голосом это как выстрел в лоб. Приходится сжимать руль до скрипа кожи под пальцами. Напоминать себе, что она предала, засунуть в жопу свои чёртовы чувства, которые никуда не делись при всей моей ненависти к ней, и везти её в ад. Жму педаль газа, и тачка с визгом шин стартует, в считанные минуты покидая территорию посёлка.

– Простите, можно поаккуратнее, – возмущается сука на заднем сидении.

Хуй ей, а не аккуратность. Не сбавляю скорость, пока не оказываемся подальше от посёлка. Торможу на обочине, у леса, сквозь который проходит дорога, блокирую дверь и поворачиваюсь к дряни, упекшей меня в тюрягу.

– Ну привет, Хрустальная, – скалюсь в улыбке.

Вмиг с её лица схлынула вся кровь, большие глаза стали ещё больше, пальцы заметно начали дрожать, ну пиздец как вкусно. Год вспоминал вкус её эмоций, но её страх особенно сладок.

– Соскучилась? – задаю вопрос, наслаждаясь её полумёртвым лицом.

Не отвечает, ручку двери дёргает, свинтить хочет, а хрен ей.

– Закрыто? – наигранно удивляюсь. – Какая досада, – цокнув языком, качаю головой.

Осматриваю её с головы до ног, отмечая, что прибавила веса, но это не портит её идеальное тело. Грудь стала больше, бёдра шире, собранные в хвост волосы длиннее. Одета скромно – узкие брюки, футболка в обтяжку, кеды, ноль косметики. Святая невинность. Красивая маска, но мне ли не знать, что эта сука с ангельским лицом может предать в любой момент.

– Давид, – моё имя с её губ как удар под дых, а перед глазами жёсткие флешбэки.

– Ты вот здесь, Хрустальная, – беру её руку в свою и прижимаю ладонь к груди, туда, где сердце бьётся о рёбра.

– Если это твои шуточки, то не смешно, – дрожащим голосом произносит, а на глазах появляется прозрачная пелена.

– Никаких шуток, девочка, – наклоняюсь к ней, чувствуя её судорожное дыхание. – Ты как вызов. Мой личный вызов, я его принял и проиграл бой. Оно твоё, – на последних словах прижимаю сильнее её раскрытую ладонь к сердцу.

Тогда я впервые в своей жизни признался в любви. Как мог, блядь, но сделал это. И потом поступками показывал, что мои слова не пиздёж. Каждый, сука, день доказывал, что люблю, защищал от всего мира и на руках носил.

– Обещай, что не предашь меня.

– Я никого не любил, кроме матери и сестры, но ты стала моим миром, Хрустальная девочка. Мне проще сдохнуть, чем сделать тебе больно. Уяснила?

– Я тебя тоже люблю, – перекрывает кислород ответным признанием.

– Повтори, – хрипло прошу в ответ.

– Я люблю тебя, Давид.

Оказалось, что она как раз пиздит. Врала в глаза столько времени, а главный вопрос: нахрена? Мстила? Да, наше знакомство было неудачным, я вёл себя как последний мудак, собственно, кем и являюсь. Но я исправил свои грехи, по отношению к ней я был сущим ангелом. Я не предал, как и обещал, а вот она…

– Запомни, сука, – выныриваю из мыслей, прожигая её убийственным взглядом. – Никогда не называй меня по имени! Поняла? – молчит, в сидение вжимается, глаза на мокром месте, вот-вот заплачет, да только меня это не берёт больше. – Поняла? – рявкаю на весь салон.

– Д-да, – бормочет в ответ, и я возвращаюсь к рулю, давая себе несколько секунд, чтобы дыхание выровнять.

– Мы едем домой, Хрустальная, – бросаю и завожу двигатель.