Обхватил её за затылок, впиваясь в эти ароматные пленительные губы. Атая дёргается, который раз пытаясь вырваться, и моя хватка становится ещё жёстче, перехватываю её за пояс и опрокидываю в купель. Вода выходит за края, льётся на пол. Брызги блестят на коже лица хатарки прозрачными каплями. Кажется, я попал в собственную ловушку, потому что сейчас я её уже не отпущу.

— Что ты делаешь? — задыхаясь, отстранилась от моих губ.

В следующий миг собираю в гости мокрую ткань и рву, бесполезная тряпка, только мешавшая чувствовать её гибкое тело, с треском расползается. Солнечное сплетение горит, внутри меня бьёт ключом сила. Хочу пить её, это желание затмевает разум.

— Ты всё делаешь не так, — шиплю ей в губы, — не так… Сама виновата.

— Отпустите меня, — задыхается от страха, желания и возбуждения хатарка.

Атая остро чувствует моё тело и льнёт к нему сама, она чувствует меня, и я хочу оказаться внутри неё. Прямо сейчас.

— Уже поздно… — сдираю остатки платья, обнажая её тело, и сажаю на свои бёдра.

Прежде чем войти, вливаю в неё свой источник. На миг Атая задыхается от мгновенного проникновения и прилива энергии, которая притупляет её боль. Она распахивает ресницы, впиваясь меня ногтями в ошеломлении. А меня пронизывает сотнями тысячи иголок блаженства, стекаясь потоком в каждую часть тела.

Если бы Атая знала, насколько сейчас красива, насколько бездонны её глаза! Движения были ритмичные, быстрые, и девушке пришлось хвататься за мои плечи. Наверное, это было поражение. Поражение меня самого и смерть — глубокая, безысходная и неизбежная.

Волосы хатарки оплетали моё тело в воде, лаская, ошеломление не сходило с её красивого лица, и она продолжала сжимать меня, вынуждая владеть, покорять, брать ещё больше, ловить её губы и впиваться в них, одновременно двигая бёдра ещё резче, глубже. До тех пор, пока вулкан не взорвался внутри, раздирая меня на куски. Никогда ещё со мной такого не было, ни с одной, до тьмы перед глазами и глухих ударов сердца в груди.

Я остановился, и Атая покачнулась, обмякла, кажется, теряя остатки сил. Я чувствовал её наслаждение, хотя не такое бурное, какое испытал я, но всё же. Она не понимала, что с ней происходит. Пошевелился, подхватил девушку под колени и спину, встал, вытаскивая её из воды, понёс в комнату, опустил на кровать, сдирая покрывало, накрывая вздрагивающую от притока силы и одновременно потери Атаю. Она молчала, но слова сейчас были лишними. Положил её на постель.

От ужина я отказался, велев рабыне не тревожить нас до утра, и когда я вернулся, Атая уже спала. Я лёг на кровать рядом, чувствуя свой запах в ней.

Я сделал её своей. Что-то горячее распирало грудь, но всё же смог выдохнуть свободнее. Я не убил её, не задушил, и сейчас, уставшая, она крепко спала. Завтра она проснётся совсем другой, и будет пахнуть по-иному. Мной. Теперь никто не сможет к ней приблизиться. Эта дикарка — моя.

Сон не шёл ещё долго, я прислушивался к её дыханию, чувствуя манящее тепло её тела. Но рассудок останавливал меня в тот миг, когда естество брало верх. Я злился, что повёлся на поводу своих желаний, нужно было подождать, сначала найти источники, нужно было запереть в темнице дикарку и отдать ключи Вольмеру, приказав ни за что не открывать мне дверь. До поры. Но инстинкты взяли вверх. Правы были те, кто говорили мне, что я животное, зверь, не человек. Вторая сущность сильнее. Именно поэтому за мной идут многие, поэтому подчиняются мне. Но сейчас зерно сомнения упало вглубь и пустило ядовитые корни. Никогда меня не коробила эта правда о себе. Никогда я не жалел о том, что когда-либо сделал. Все мои действия были единственно верными.