‒ Вы встали на иглу, и она вошла в пятку почти наполовину. Мне придётся её вытащить. Потерпите, сейчас будет больно.

Я покрепче сжала зубы и прикрыла глаза. Мужчина не обманул. Мне и правда было больно, ещё больней, чем в начале, но после стало заметно легче.

‒ Видите, какая большая и толстая. Целый бык, а не иголка. ‒ Мужчина улыбнулся и вложил мне в ладонь предмет моих страданий, а затем, достав из-под плаща медную фляжку, щедро плесканул на ногу чем-то коричневым. Рану защипало, а воздух наполнился запахом крепкого алкоголя. Скорее всего, бренди. ‒ Должно быть, это королева-мать обронила. Она всегда носит в своём платье иголку с вдёрнутой в неё ниткой.

Я пожала плечами. На самом деле так делала не только королева-мать, но и все знакомые мне замужние и незамужние женщины, кому перевалило за тридцать.

‒ А кровь не останавливается. Не очень хороший знак. Хотите, я отведу Вас к дворцовому лекарю?

‒ Только не к лекарю! ‒ взвизгнула я и посильнее стянула полы халата на груди. Рубашка моя была с высоким воротом и открывала только шею, но я всё равно чувствовала себя неловко. ‒ Не хочу, чтобы меня кто-то ещё видел вот такую.

Мужчина кивнул и снова полез в карман. На этот раз он вытащил оттуда белоснежный платок и, перевязав им мою несчастную ступню, наконец обул её и отпустил. Стоять было больно. Адски больно, но в тот момент я чувствовала себя королевой. Настоящей и единственной. И мне хотелось только одного ‒ всю жизнь смотреть в эти тёплые карие глаза с золотистыми вкраплениями.

‒ Как Вас зовут? Я никогда прежде не видел Вас во дворце. Вы новая фрейлина королевы-матери?

‒ Я…

До чего же красивым у него был голос. Звонким и чистым, как горная река. А руки ‒ сильными и ласковыми. А ещё бронзовый загар… Ни у кого из мужчин Персвиля я никогда такого не видела. Наверное, он много времени проводит на солнце, тренируясь с мечом и копьём.

‒ Миледи? Миледи! Боже мой! Какое счастье, что я Вас нашла. Я уж было думала, что с Вами что-то случилось, ‒ окликнула меня непонятно откуда взявшаяся Элеонора Баррет. ‒ Весь дворец обыскала. Пожалуйста, скорее вернитесь в покои! Не дай Бог, Вас увидит кто-нибудь ещё.

Не обращая внимания на мужчину, леди Баррет повела меня в сторону моих комнат. Сердце моё билось с утроенной силой, и, чтобы хоть немного его успокоить, я прижала к груди руку. Оглянуться я себе не позволила, хотя и желала этого больше всего на свете. Мужчина не пошёл за нами. И за это я была ему благодарна. Моя милая наставница тем временем продолжала брюзжать и тихо всхлипывать, ругая меня за непристойное поведение.

‒ А если королева-мать узнает или король? ‒ восклицала она. ‒ Какой стыд, какой позор! А он тоже хорош! Увидел смазливое личико и рад стараться. Ох, уж мне эти рыцари!

‒ Но ведь этот человек помог мне! И был очень вежлив и благороден!

Леди Баррет отрывисто покачала головой, и я решила с ней больше не спорить. Спорить с этой женщиной было бессмысленно. Кое-как, прихрамывая, я добрела до кровати и, сев, стянула с ноги его платок. На куске белого шёлка пестрели две ярко-синие буквы ‒ Т и Л, щедро украшенные завитушками. Погладив их, я зарделась. Леди Баррет цвет моих щёк оставила без внимания. Она во всю рвала одну из простыней на бинты. Я улыбнулась и позволила себе упасть на подушки.

Кто же Вы такой, мои милый ТЛ? И как ухитрились так быстро похитить моё сердце?

__________________________________________

* До пятнадцатого века белый цвет считался траурным в Европе. Первой эту традицию нарушила герцогиня Анна Бретонская, супруга короля Людовика XII. Считается, что она надела белое платье на свадьбу лишь для того, чтобы показать, что выходит замуж не по своей воле.