– А как же Вы? Разве Вы не устали?

– Когда-то я проводил в седле неделями, и могу очень долго обходиться без сна.

– Но кровать широкая, и места хватит обоим, – хотелось закричать мне, но я посчитала это верхом бесстыдства, а потому выдавила только: – Негоже, если король будет спать на полу.

Он засмеялся и покачал головой.

– Вы бы, наверное, ужаснулись, узнав, что мне приходилось спать в лесу на земле. Отдыхайте, моя королева. Уже поздно. Мы поговорим завтра утром.

И тут меня снова как будто кольнули иголкой. Предательница Мария Дегир уже как две с лишним недели сидит в тюрьме, а мой муж всё равно готов спать на полу или не спать вообще лишь бы не делить кровать со мной.

– Я по-прежнему противна Вам? Даже после того, что произошло.

– Вы не противны мне, но не требуйте от меня слишком многого.

На этих словах он схватился за ручку двери, и та отвратительно заскрипела. Чтобы остаться на месте и не преградить ему путь, мне пришлось ущипнуть себя за запястье.

– Этот человек, что выдаёт себя за Вашего кузена, он ведь может быть самозванцем. И наверняка он специально распространяет эти грязные слухи. Ни мой отец, ни моя мать никогда не произносили дома ничего подобного. Они не сомневались в Вашем происхождении, а моя мать была при Вашей матери, когда Вы родились. Не исключено, что она даже помогала Вас нянчить.

Я надеялась, что он повернётся или задержится в комнате ещё хоть на немного, но он лишь чуть склонил голову и вновь взялся за дверную ручку.

– Вам не стоит об этом думать. Завтра предстоит такой же тяжёлый день, как и сегодня, поэтому постарайтесь выспаться.

А после он сразу ушёл, а я осталась одна на широкой кровати с колючим, серым бельём.

11. Глава 11

Большую часть следующего дня я думала только о словах Клары. Своему дорогому супругу я сказала правду. Ни моя мать, ни мой отец ни разу и словом не обмолвились о незаконном рождении старшего принца. По крайней мере, при мне. Но могла ли мама что-то знать об этом и хранить тайну королевы Беатрис так же, как все последующие годы хранила свою? И могла ли перед смертью что-то шепнуть Карлайлу? Во время её болезни они сильно сблизились, да и умерла она на его руках, а не на руках отца. А Карлайл… Неужели слова узурпатора Эдмунда так сильно повлияли на него, что он решил убить двух невинных детей девяти и двенадцати лет? Мог ли этот гнусный человек назвать бастардами и маленьких принцев тоже? Конечно, мог! Он мог что угодно, а у Карлайла просто не было выбора. Он тоже хотел жить и наверняка хотел уберечь нас с отцом от жестокости нового короля. В то, что Карлайл стал убийцей преследуя какие-то свои личные интересы, я верить не могла да и не хотела.

Лайонел вчера так и не пришёл ко мне. Должно быть, помывшись, он спустился в общий зал и просидел там до самого рассвета. Я ждала его очень-очень долго, но в конце концов сон всё же сморил меня. Впрочем, спала я плохо и проснулась, когда солнце едва-едва поднялось над горизонтом. Клара принесла мою вчерашнюю сорочку, теперь уже сухую и тщательно выглаженную, небольшой таз и кувшин с водой. Наскоро умывшись, я спустилась к Клаусу и обнаружила у стойки Лайонела. Он ел яичницу, настолько горячую, что от неё валил густой пар. Буквально через несколько мгновений Клара подала мне такую же, и, хорошенько позавтракав, мы сразу выдвинулись в путь. Наши лошади за ночь отдохнули лучше нас. Моя кобыла весело задирала голову и то и дело втягивала носом воздух. На улице пахло свежескошенной травой и цветами. Стоял конец июля. Крестьяне, попадающиеся нам на пути, возделывали почву, крестьянки пололи сорняки. Ветер уже не был холодным, солнце светило ярко, хотя порой и пыталось спрятаться за облака. Больше всего меня расстраивали разбитые дороги. Удивительно, но за те два месяца, что я не была дома, они совершенно испортились. В прошлый раз такого не наблюдалось. Их словно намеренно кто-то разрушил, и, размышляя об этом, я почему-то подумала о принце Льюисе и изменниках, примкнувших к нему.