Неизвестно, сколько времени он бродит вот так вот по моей квартире, и неизвестно, что ещё успел исследовать кроме холодильника.

Только сейчас понимаю, что стою перед ним в майке и трусиках, но броситься сломя голову в комнату, чтобы натянуть на себя что-нибудь, приравнивалось бы к поражению. Тем более он уже успел лицезреть  меня и в более откровенном виде.

Именно поэтому, гордо выпрямив осанку и задрав голову, я плыву мимо него, качая бёдрами, нажимаю кнопку на чайнике и тянусь к верхней полке, чтобы достать чай.

Специально оттопыриваю попку, дабы смотрелось сексуальней, а потом резко поворачиваю голову в его сторону и застаю на горячем.

– Слушай, ты точно не извращенец? В твои-то годы как-то странно засматриваться на задницы малолеток.

Ему понадобилось всего несколько секунд, чтобы вернуться на землю и переварить мои слова.

– В мои-то что?.. – Медленно проходится по мне взглядом, отрываясь от задницы, и я могу поклясться, что открывшийся вид он заценил.

– Годы. Сколько там тебе? Сорок? Сорок пять? – спрашиваю, достав с полки пачку с сушеной ромашкой и еще одну – с мятой. – Ты это, насчет вчерашнего… ну, я открыла дверь, а тебя уже ветром унесло. Шуток не понимаешь, что ли? – Ясно же, что мстить пришел, а он вон какой огромный, еще и в татухах весь. И веет от него... опасностью.

– Ты о чем? – нагло улыбается, почесывая свою щетину. – А, подожди-ка, ты о том моменте, когда я примчался спасать тебя от насильников, а оказалось, что насильники – это твои руки?

– Я... Ты... Чтоб ты знал: я делала эпиляцию, а не то, что ты подумал!

– Я так и подумал, а ты о чем? – Он достаёт из холодильника банку варенья, усаживается за стол и открывает крышку. – Ложечку подашь? – А взгляд такой... такой... словно он собирается обмазать меня этим самым вареньем, а потом съесть. – И, кстати, мне тридцать четыре, если что. И я в полном расцвете сил, могу продемонстрировать, чтобы развеять твои сомнения. – Подмигивает и опускает палец в мое любимое малиновое варенье.

Самоубийца, вот кто он!

***

Со злостью отбираю у Влада банку и не могу оторвать взгляд от того, с каким наслаждением он облизывает свой палец.

Облизывает, посасывает и причмокивает.

Гипноз.

– М-м-м-м, очень вкусно, домашнее? – От наслаждения он театрально закатывает глаза, а я никак не могу определиться, чего мне хочется больше: обмазаться вареньем, чтобы он и с меня его так слизывал, либо послать этого Карлсона куда подальше.

– Домашнее, домашнее. А теперь уходи в свою берлогу разврата. – Специально придерживаю для него открытую дверь и пытаюсь состроить грозный вид. Но это тяжело, учитывая, что я стою перед ним полуголая, с банкой варенья в обнимку.

– Я тут, вообще-то, решил забежать познакомиться с соседями, а ты такая радушная хозяйка, что еще чаю не предложила, а уже выставляешь за дверь. – И по всему его расслабленному виду понимаю, что и грузовик его с места не сдвинет.

Развалился за столом как у себя дома, еще и чаю ему подавай. И снова без футболки, между прочим. А у меня это… парень есть, и рассматривание полуголых мужиков можно приравнять к измене.

– А ты всегда в таком виде ходишь?

Хочет чаю? Что ж, будет ему чай!

– С тебя пример беру. Хотя сегодня ты прям целомудренная монашка. – Искоса поглядываю на Влада, который начал потягиваться, при этом его мышцы так сексуально переливаются на солнце, что я даже забыла о чае. Господи, взрослые мужчины и в самом деле невероятно притягательны и сексуальны. Теперь начинаю понимать Линку, которая влюбилась в нашего препода.