Когда я обернулся, Наташа сидела, понуро обхватив голову руками.

— Ты все же бандит какой-то, да? — обреченно спросила она, не глядя на меня.

— Нет. Я — хороший. Но видеть меня никто не должен. А ты, блин, устроила мне головняк…

— И что теперь?

— Пока ничего. Ты же все равно планируешь провести лето здесь. А там и я закончу со своим делом.

— Каким делом?

— Секретным, Наташ. Я — агент национальной безопасности.

Не все тут, конечно, правда, но да хрен с ним.

— Ну, да! — фыркнула Мышка.

— А тот факт, что я делаю тебе кофе с утра, а не закапываю твой хладный труп под кустом крапивы, не добавляет убедительности?

— Может, ты не любишь кровь и просто отравишь меня кофе? — безжизненно пожала она плечами.

— Ну ты, Наташ, даешь… Твой мудак совсем разучил тебя себя ценить! — серьезно возмутился я. — Зачем мне тебя травить? Ты же офигенно готовишь!

— Раф, ты можешь серьезно? — всхлипнула она, и в ее глазах блеснули слезы. — Куда я встряла?

Я подхватил две чашки кофе и направился к ней.

— Наташ, ты дала вчера показания, засветилась вместе со мной. Если эта информация где-то всплывет, моя работа под прикрытием пойдет псу под хвост. — Я посмотрел в ее глаза и протянул ей чашку кофе. — Мне нельзя было ехать вытаскивать пулю, но… было очень больно, а ты — весьма убедительна.

— И теперь поплачусь за сочувствие…

— Нет, за подставу с ментами. — И я стукнул краем своей чашки об ее. — Твое здоровье.

11. 10

— Мило, — поморщилась Мышка и уткнулась носиком в чашку. — А ты так и планируешь спать на моей кровати и с моей кошкой?

— Нет, конечно, это было бы очень грубо с моей стороны. Вчера это была вынужденная мера. А сегодня я съезжу в магазин и забью собственный холодильник.

Она хрюкнула и закатила глаза:

— Ты этот ящик напольный называешь «холодильником»?

Я было хотел съязвить, что, если она настаивает, я могу арендовать часть ее холодильника, но вовремя прикусил язык. Достаточно моего слишком яркого интереса к ее котлетам, чтобы Наташа решила, что я ее тупо использую ради того, чтобы вкусно пожрать. А мне ее обижать не хотелось. До меня уже достаточно постарались, хватит.

— Другого нет, но мне приятно, что ты за меня переживаешь, — улыбнулся я.

— Я не переживаю. Это просто любопытство. — Она скользнула взглядом к моей ноге и вдруг вскочила и забрала у меня чашку: — Черт, Раф, у тебя кровотечение! Ложись на диван и стягивай джинсы!

А сама умчалась в комнату. Я же поморщился, глядя на расползавшееся по ткани кровавое пятно. Да что ж я все никак не регенерирую!

— Ну что ты стоишь? — возмутилась Наташа, вернувшись с аптечкой. — Быстрее!

Пришлось подчиниться. Я стянул джинсы, оставшись в боксерах и футболке.

— Блин, Раф, твои вещи нужно постирать, — поморщила она нос. — Снимай и футболку.

Я продолжил хмуро повиноваться, а она принялась менять повязку и обрабатывать рану.

— Швы вроде бы целы, кровоточит изнутри… Потерпи.

— Терплю…

— У тебя нет проблем со свертываемостью?

— Нет.

— А хируг, кстати, что? Ты договорился с ним?

— Договорился…

Наташа ловко орудовала ножницами и антисептиком, а вскоре заново перевязала мне ногу.

— Антибиотики он тебе не выписал?

— Нет.

— Вот, гад… Антибиотики нужны. — Она подняла на меня взгляд: — Придется ехать за ними. Мне. А тебе — лежать тут.

Я скептически вздернул бровь:

— Серьезно?

— Без лечения ты помрешь от инфекции. Кстати. Тебя что, правда звать Серафим?

— Правда.

Она улыбнулась:

— Думала, ты пошутил.

— Нет.

Хоть Наташа рядом и облегчала тяжесть мыслей, меня все равно озадачило тем открытием, что я поизносился ГОРАЗДО сильнее, чем думал. Кровотечение? У меня? После того, как пулю вытащили? Я перебирал в голове варианты причин, и все никак не мог поверить, что, вероятнее всего, мне пора на пенсию.