– Эмфх… – выдохнула я и судорожно передернулась, чувствуя, как от возбуждения колени мои становятся ватными, а между ног всё нетерпеливо пульсирует...

– Такая же история… – подтвердил Воскресенский и шумно проглотил слюну.

Его рука обвилась вокруг моей талии, прижала меня еще плотнее, и, если бы мы с ним были одного роста, всё это уже можно было бы считать сексом – пусть и через пару слоев одежды. Но к счастью, профессор был выше, и здоровенная эрекция, прикрытая лишь тонкой тканью тех самых «купальных» боксеров, уперлась мне в живот, а не в промежность.

И это хорошо. Потому что, если бы она уперлась мне в промежность, я бы кончила. Прямо так, без единого движения с его стороны.    

Но это было больше, чем просто возбуждение. Я вдруг… почувствовала его. Почувствовала наше с ним единение – на всех уровнях, телесном, душевном и… еще каком-то, необъяснимом и неосязаемом. Проникла в глубь его души – в самую ее суть, во все эти древние омуты, неизменные на протяжении столетий… и закружилась вместе с ним, растворяясь в вечности бытия…  

Если бы он сейчас овладел мной, если бы дал себе волю, это единение стало бы полным – вдруг поняла, и задрожала неконтролируемой, нетерпеливой дрожью. Поднялась на носочках, готовая к чему-то большому, чем просто секс. К чему-то, чего неосознанно ждала и хотела всю свою взрослую жизнь… К тому, что видела в снах, после которых просыпаешься вся в поту, с мокрой простыней, зажатой между коленями, и еще долго не можешь прийти в себя, не понимая, что это было – оргазм или какой-то высший, душевный экстаз.

Рука на моей талии словно в камень превратилась, не сжимая и не отпуская меня. Воскресенский замер, словно пойманный тем неведомым, что вдруг проснулось во мне, не отводя расширенного, ошеломленного взгляда от моего лица… Напряжение между нами стало не просто электрическим, оно стало высоковольтным, искрящимся, как шаровая молния…

И тут я увидела – его волосы! Они снова потемнели! Стали такими же, как всегда!

Миг, и все кончилось. Наши тела распались, взгляды разбежались в стороны, озарение пропало, будто бы его и не было.

– Я в воду, – пробормотал Илья Андреевич, старательно избегая смотреть на меня. – Если пожелаешь, присоединяйся. Раздеваться необязательно, можешь искупаться в одежде.

И пошел себе к морю, слегка пошатываясь, словно пьяный моряк. Я же продолжала стоять, приоткрыв рот – дыхания не хватало, грудь требовала все более и более глубоких вдохов. Опомнившись, хотела крикнуть ему вдогонку – пока еще не нырнул – что волосы у него теперь его обычного цвета, без изысков…

И молнии защитной не было – вдруг поняла! Ничего его не ударило, пока хватал меня за руку и прижимал к себе!

И что это все значит?! Что это было?! И почему всегда наглый и уверенный в себе Воскресенский ведет себя так, словно… словно боится меня?!

– Эй… – начала было несмело… и остановилась, опуская недоуменный взгляд на собственную руку, которая карабкалась к джемперу, сама по себе поднимая, подтягивая его край наверх. Вторая рука присоединилась к первой и вместе, одним плавным движением, они стащили мой джемпер через голову вверх.

– Стоп-стоп-стоп… – задыхаясь, приказала я рукам, которые тут же принялись расстегивать и стаскивать джинсы. Но никакое «стоп-стоп-стоп» не помогло. Руки действовали уверенно, четко и экономя движения – так как будто ими управлял кто-то другой. Кто-то, кто совершенно точно знал, что этим рукам надо делать и с какой скоростью.

Джинсы были спущены до щиколоток, потом та же неведомая сила опустила меня на песок и стянула джинсы с пяток, оставляя меня в одних трусиках и лифчике.