– Нет, стой, – в его глазах загорелась искра, словно он придумал кое-что интересное. – Зеленую!

Моя рука замерла, уже почти дотронувшись до корешка, я поискала глазами среди других книг… и недоуменно подняла на него взгляд.

– Здесь нет зеленых.

Воскресенский прищурился.

– И что ты будешь делать? Я приказал тебе зачитать мне начало зеленой книги, которая лежит на столе.

Я почувствовала легко покалывание в руках и зажала их ладонями между коленей.

– Вы имеете ввиду, что я должна сейчас начать сходить с ума от того, что зеленой книги здесь нет? Зависать, как компьютер, которому дали невозможный приказ?

– Именно так. Вернее все работало именно так до тебя. Вы, мои подопечные, должны делать все, что я прикажу – живые или мертвые. Как Симона, которой я приказал найти твою подругу, когда она превратилась в кошку. Между прочим, пока она ее ловила, несколько раз попадала под машину, и один раз упала с крыши. И все равно продолжала искать.

– И что? – я испуганно оглядывала лежащую на дальнем диване, усыпленную рядом с кошкой-Марго и барсом «подопечную», которую мне представили, как Симону.

Профессор пожал плечами.

– Ничего. Она, как и ты – бессмертна и неуязвима. Все раны мгновенно заживают, кости срастаются без ощутимой боли. И тем не менее, как я уже понимаю, между вами… огромная разница, – он резко подался вперед, впиваясь пальцами в подлокотники кресла. – Так почему ты не «зависаешь» от моего приказа? Симона бы сошла с ума, если бы я приказал ей найти кошку в комнате, в которой ее нет.

 Я нахмурилась, прислушиваясь к себе. Мне определенно очень, очень хотелось выполнить приказ профессора – тело покалывало, мышцы были напряжены и ныли от моего бездействия… И тем не менее, я могла контролировать себя, и закатываться в истерике, сходить с ума или как-нибудь иначе выражать свое «подвисание» я не собиралась.

– Похоже, на мне ваша неограниченная власть закончилась, профессор, – сухо произнесла, убедившись в том, что действительно владею собой.

На мгновение мне показалось, что его челюсть скрипнула, сжатая от злости. Но в следующую секунду он уже расслабился – вальяжно, нога на ногу, откинувшись в своем глубоком кресле.

– И тем не менее я заставил тебя спустить штаны в коридоре, – резонно парировал, и глаза его сверкнули в неярком освещении. Словно вспыхнули.

– Загадка, – согласилась я, вздрагивая от этого странного эффекта.

– Коньяк уместен?

– Более чем.

Качая в неверии головой, я наблюдала за тем, как мой преподаватель химии встает, «химичит» над небольшим столиком с напитками, который я сразу не заметила... Достает из небольшого холодильника заиндевевшую, темную бутылку, лопаткой насыпает в бокалы лед, наливает коньяк, еще что-то из другой, длинной и тонкой бутылки… размешивает длинной, тонкой, серебряной ложечкой, разламывает палочку ванили на две части…

– Коктейль моего изобретения, – он вернулся и протянул мне толстый и низкий бокал с золотистой, густой жидкостью. – Пей, Воронцова. Считай это подношением в заключение мира.

Смущаясь и краснея – уж больно залюбовалась его широкой спиной, пока он разливал коктейли – я приняла «подношение», пробормотала «спасибо», и уже было приложилась… как вдруг увидела, что он как-то напряженно и пристально смотрит на меня со своего кресла. И не пьет, просто смотрит.

Я тут же насторожилась. Опустила взгляд в свой бокал, всмотрелась в золотистый напиток, поболтала им… подняла глаза на профессора.

– Вы… что-то добавили туда. Что-то… нехорошее.

Он медленно кивнул.

– Добавил. Но ты все равно выпьешь. Я приказываю тебе. Пей.