– Конечно, – улыбаюсь. – Мне для тебя ничего не жалко.

Это правда. Сестер я люблю, пожалуй, больше всех на свете. И они, к счастью, отвечают мне взаимностью.

– Спасибо, Ди! Ты супер! – взвизгивает Надира, заключая меня в объятия.

Ну надо же, всего лишь какое-то копеечное колечко, а у малой столько эмоций.

– Диора Рустамовна, – коротко постучав, в комнату заглядывает одна из домработниц, – гости приехали. Ваша мама велела передать, чтобы вы с девочками спускались к столу.

– Спасибо, Мария, – киваю я. – Мы скоро будем.

Домработница скрывается из виду, а я перевожу взгляд на сестер:

– Ну что, обезьянки, готовы превратиться в воспитанных дам?

– Готовы, – без энтузиазма ворчит Надира, направляясь на выход.

У нее сейчас стадия подросткового бунта, поэтому она особенно остро ненавидит всю ту официальщину, к которой нас день за днем принуждает отец. Благо Надире хватает ума не высказывать родителям свое недовольство. В основном она бурчит только себе под нос. Ну и мне время от времени жалуется.

А вот маленькая Гульнара, наоборот, рада возможности почувствовать себя принцессой. На ней пышное воздушное платьице с несколькими слоями тюля и красивая диадема из белого золота. Мать балует ее даже больше, чем меня в свое время. Что сказать? Поздние дети, как правило, особенно любимы.

Спускаемся по лестнице и здороваемся с гостями. Отец, сидящий во главе стола, проходится по нам с сестрами строгим оценивающим взором, а затем снисходительно улыбается. Очевидно, наш внешний вид его удовлетворил.

– Познакомься, Амир, – обращается он к своему другу, седовласому мужчине в синем костюме. – Это моя старшая дочь, Диора. Изучает международное право, учится на отлично.

– Красавица. Вся в тебя, Рустам, – одобрительно изрекает этот самый Амир.

Потом отец представляет гостям Надиру и Гульнару, и мы, стойко выдержав свою норму общественного внимания, наконец занимаем отведенные нам места.

Беседа за столом идет неспешно. Разговаривают в основном мужчины. Женщины молчат и лишь изредка поддакивают. На подобного рода мероприятиях я всегда стараюсь лишний раз не отсвечивать. Спокойно ем, потягиваю излюбленный апельсиновый фреш и считаю минуты до окончания унылого действа.

Правда в этот раз я страдаю не столько от скуки, сколько от раздражения. Старший сын папиного друга по имени Алишер вот-вот дырку у меня во лбу просверлит. Пялится так, словно впервые в жизни женщину увидел. В целом, мужской интерес для меня не новость, однако откровенную назойливость я на дух не переношу. А этот Алишер именно назойлив: смотрит неотрывно, аномально долго не моргая. Да и вилку как-то порнографично облизывает... Не пойму, он ест или меня соблазняет?

Воспользовавшись паузой, связанной со сменой блюд, я извиняюсь и покидаю просторную столовую. У меня есть примерно десять минут, чтобы перевести дух и отдохнуть от скучного общества малознакомых людей.

Миную длинный холл и, поднявшись по лестнице, выхожу на широкий балкон, который находится на третьем этаже. Вид отсюда восхитительный. Особенно в закатные часы. Тонущее в горизонте солнце освещает землю мягким пурпурно-оранжевым светом, а полупрозрачные облака-паутинки, неспешно плывут по небосводу, вызывая в душе упоительное чувство умиротворения.

– Не побеспокою? – раздается за спиной.

Упоительное, но, увы, недолговечное.

Натягиваю дежурную улыбку о, обернувшись, цежу:

– Ну что вы.

– Так, может, перейдем на «ты»? – приблизившись, спрашивает Алишер. – Мы же вроде ровесники.

– Давай, – вздыхаю я, поняв, что просто так этот парень не отстанет.