Не знаю, почему, но пройти мимо этой боли, относиться к ней равнодушно, как делали большинство Чёрных собратьев, я никак не могла. Не получалось. Макар говорил, что это всё из-за беременности — мол, женщины становятся слишком чувствительными и жалостливыми в этот период. А ещё из-за того, что я — человек и не понимаю до конца, как устроен волколачий мир. Но почему-то мне кажется, Макарушка и сам с трудом выносил тот факт, что в подвале нашего дома вот уже полгода находится узник, который вряд ли когда-нибудь покинет свою темницу живым.

Дойдя до кухни и выпив стакан воды залпом, я снова вслушалась в пространство и снова услыхала давно знакомый тихий вой. Не уверена, что слышала его ушами — слишком толстые тут стены. Но я слышала, определённо слышала, как он стенает в одиночестве, как ему плохо и тяжко.

Знаю, я не должна была так поступать, но всё же спустилась в подвал. Клетка с толстыми прутьями стояла в углу. Несчастный был прикован по рукам и ногам к полу цепями. Сейчас он лежал на голом бетоне и не издавал ни звука. Но я каким-то шестым чувством поняла, что он не спит. Почти никогда не спит. Не может.

Собравшись с духом, я подошла к клетке. Сава не пошевелился. Не уверена, что вообще понял, что кто-то находится поблизости. Римор говорил, что рассудок Сагарта уже помутился, но прекращать мучения своего собрата и своего бывшего Альфы он точно не собирался.

«Сагарт обязан понести наказание. Самое строгое и жестокое наказание из всех возможных для волколака, чтобы искупить свою вину перед Кланом», — так распорядился наш Альфа, и, конечно, никто ему перечить не посмел.

6. Глава 6. Рина

Зверь, загнанный в клетку. Зверь на цепи. Голодный зверь… Что может быть страшнее?

Саву наказали пожизненно. Наказали чудовищно. Наказали так, что любая смерть по сравнению с этим показалась бы настоящим спасением и милостью. Но его лишили всего. Буквально — всего. Свободы, гордости, смысла, даже права на смерть. Оставили лишь жизнь, которая с каждым днём дотлевала, но не прекращалась совсем. Не будь Сава настолько сильным, возможно, его мучения давно бы закончились. Но они не заканчивались.

Ему не давали крови, даже звериной. Кормили лишь человеческой едой. Оттого его непрестанно мучила Жажда. Трудно представить, насколько сильно это чувство. Однажды я попросила Макарушку рассказать, что значит для волколака остаться без крови. Ведь тогда, когда после аварии он, потеряв память, очнулся у какого-то сельского старика, ему довелось испытать это чувство.

Старик пытался лечить Макара. Привязывал его, читал над ним молитвы, пытался очистить его кровь, не давая обернуться волколаком. Тот добрый человек был уверен, что найденный им мальчик просто одержим бесами, и скоро удастся побороть недуг. Но вместо этого Макар сбежал. Забыв совершенно всё, кроме своего имени и волколачьего голода, однажды он сумел сорваться с цепи и убежать в лес.

Конечно, мой возлюбленный предпочитал не вспоминать о том времени. Однако о Лунной Жажде он рассказал. До сих пор помню его слова: «Это чувство, когда каждая клетка тела вопит от боли и как будто расширяется. Разум исчезает напрочь. Никто и ничто не может это остановить. Зов настолько силён, что лишь он начинает звучать в голове. И больше ничего. Совсем ничего. Абсолютно ничего. Только Жажда. Она — и есть ты в тот момент».

Жажда… Тягучее, жестокое, липкое слово, от одного звучания которого меня продирали мурашки. Сава испытывал жажду, несравнимую ни с чем. Но даже этого было мало.

Как-то я задалась совсем уж страшным вопросом: почему Сава не может прекратить свои мучения сам?.. Да, звучит просто бесчеловечно. Но ведь он и не был человеком. А если хотя бы слегка представить, насколько больно и плохо волколаку без крови, такой вопрос рано или поздно возникнет сам собой у кого угодно. Однако ответ привёл меня в ещё больший ужас.