Я бессовестно влажная. И ничего не соображаю.

— Жанна Кирилловна, позволите оттрахать вас в лучших традициях французских импрессионистов?

Смеётся.

На секунду приходит отрезвление. Гадкие слова наносят удар наотмашь.

Но они же зажигают ещё сильнее. Пытаюсь сопротивляться, но Андрей лишь фиксирует меня жёстче, не давая сбежать или остановиться.

Возбуждение нарастает.

Мне хорошо. Мне нравится, как он тискает грудь, лапает ягодицы, а ещё целует, много и страстно, облизывая от уха до подбородка, к губам и обратно к уху.

Отпустив измученный зад, снова возвращается к груди и тискает её, заставляя меня снова и снова бесстыже течь от желания. Мои соски намного чувствительнее, чем обычно, они словно раскалённые камушки. И когда он давит на них, дрожат и подкашиваются ноги. Хочется лечь перед ним на спину…

Волков делает всё правильно, кажется, несмотря на юный возраст, он отличный любовник, гораздо лучше моего мужа.

Ах да, у меня же есть муж! Алкоголик и дурак, но он всё же есть! Стыд и срам! Скандал и позор!

Новая волна сопротивления! На этот раз сильнее, мощнее, с ярыми муками совести.

И как раз тогда, когда Волков по новой запускает ладони за пояс моей юбки, пытаясь пойти дальше, скользнуть ниже, туда, в сладкую влажную глубину между бёдер, отчего во всём теле разливается сказочная нега, в коридоре звенит звонок. А это означает, что закончилась пара. И скоро начнётся следующая. Но здесь звонок слышен гораздо тише, чем там. И нам обоим плевать на него. А Волков то надавливает сильнее, то едва прикасается.

С ним так сладко и так остро.