– Ах, да, вы наверное уже знакомы, – отмахивается мама Димы как бы невзначай. – Он у меня такой талантливый. Жаль, связался с этой…

– Вера! А где мой галстук? – вдруг доносится со стороны лестницы суровое.

– Ой, извини, нужно помочь мужу. Ничего без меня не может.

Вера Сергеевна проходит мимо меня, а я так и не узнаю, какими эпитетами она хочет обозвать Матвееву.

Ведь кого, как не ее можно обозначить "этой". Но неужели родители Димы в курсе, какой подлой может быть Диана? Или, возможно, все дело в материнском сердце, которое чувствует подвох?

Не знаю почему, но я чувствую радость от того, что не все Косицыны так слепы и глухи.

Впрочем, даже будь оно так, я бы прекрасно их поняла. Сама несколько лет была той, кого Ди водила за нос, исключительно из соображения выгоды.

И с чего я вообще решила, что она могла измениться?

Вздохнув, трясу головой, чтобы выбросить из нее все лишнее. Хватает и того, что я невольно стала участницей творящегося бедлама, не стоит мне лезть дальше. Они все — взрослые люди, разберутся. Это их жизнь, не моя.

Когда я оборачиваюсь, чтобы вновь предпринять попытку подняться по лестнице в комнату, натыкаюсь взглядом на рослого мужчину в возрасте. Он стоит на несколько ступеней выше и наблюдает за мной, как будто уже некоторое время.

– Здравствуйте, я… – предпринимаю попытку показать воспитание по отношению к отцу Димы.

Ведь это определенно он и есть. И неважно, что вместо смолисто черных волос — седые, а глаза и вовсе цвета стали. Тяжёлый подбородок, форма носа и густые брови, которые словно отксерокопировали и налепили Диме, выступают доказательством правильности моих выводов.

– Я в курсе, кто вы. Я работаю в правоохранительных органах и знаю много о вас, Яна Самойлова, – тон мужчины тих и размерен, но отчего-то мне ощущается в нем угроза. – Вы понравились моей жене, но не спешите строить планы.

Я понимаю сомнения Косицына-старшего. И отчасти даже разделяю. Однако промолчать не могу:

– О каких планах идёт речь? – едва ли не задыхаюсь от возмущения. – Я просто хочу заработать себе на жизнь. Не более. Не нужно считать меня кем-то вроде охотницы за сокровищами. Мне достаточно и того, что вы уже разрешили дышать одним с вами воздухом.

Сердце колотится как бешеное, ладони потеют, а во рту вяжет от едких слов. Но я упрямо стою на своем, словно от этого зависит моя жизнь. Ведь обещала себе, что изменюсь. Стану увереннее, начну бороться за себя, а не терпеливо молчать, стоя в сторонке. Особенно, когда меня безбожным образом пытаются оклеветать.

– Похвальная позиция, – внезапно смягчается мужчина, уголок его тонких губ едва заметно приподнимается. – Кажется, я понимаю, что именно понравилось в вас Вере. Она любит спасать отчаявшихся.

Он делает шаг вперёд, собираясь вот так просто, макнув меня головой в лужу грязи, пройти мимо.

Но разве так можно? Унижать каждым словом, взглядом, действием. Что бы там не нарыл на меня этот человек, он не знает всего. Не знает, через что мне пришлось пройти, чтобы стать той, кем я являюсь.

Какое право он имеет вот так характеризовать меня?!

Плохая была идея соглашаться на это предложение работы.

– Вы меня извините, – сжимая кулаки, начинаю злиться. – Но если вам так не по душе мое досье или что там у вас, то я…

– Ни к чему эти проявления гордыни, дорогая, – даже не обернувшись, осаждает меня отец Димы. – Вам некуда идти. Так что наслаждайтесь, как вы там сказали… тем, что можете дышать одним воздухом с нами, – и следом скрывается в столовой.

Кошмар! Какой напыщенный отец у Косицына!