- Все-таки ты девочка с характером, - с досадой произносит. - Это несколько осложняет ситуацию.

- Да о чем вы? Отойдите и дайте мне пройти!

- Куда? - насмешливо фыркает он. - Сейчас остальным не до тебя, Насть. Ты уже выросла, а значит, больше не нуждаешься в родительской защите.

Судорожно оглядываюсь по сторонам, но, как назло, тут нет ничего, что могло бы пригодиться для защиты. Я отлично помню тот ужас и беспомощность в прошлый раз, и сейчас совершенно точно не хочу повторения. Пусть Лаврентьев и один, но он - взрослый, крупный мужчина. Так что весовые категории у нас однозначно разные.

- Уходите, или я закричу, - предупреждаю, выставляя перед собой руку.

- Ты зря меня боишься, Настя. Я не собираюсь причинять тебе вред. Наоборот, покажу, что меня как раз не надо бояться, - увещевает он таким голосом, словно уверен - я сдамся. Пойду на поводу его убеждений.

- Я не хочу! - твердо произношу. Но для мужчины мой ответ оказывается спусковым крючком. И вместо того, чтобы отступить, он окончательно сокращает расстояние, перехватывает мои запястья и прижимает те к стене.

- Нет! Не надо! - в отчаянии говорю, захлебываясь слезами. - Не надо…

Лаврентьев успевает ко мне прикоснуться, но почти тут же отступает назад. А я не сразу понимаю, что делает он это не по своему желанию. Даже наоборот - его фактически силой отталкивает от меня Егор.

Евгений возмущается, дергается.

- Руки от нее убрал! - рявкает Романов. - Или зубы лишние есть?

- Да ты! Ты вообще, что ли, охренел!?

Кидает на меня злобный взгляд.

- Она сама не против!

Отчим переводит на меня взгляд. Мне так страшно, что он сейчас действительно решит, что этот козел говорит правду. Но у меня не выходит даже звука произнести. Я немею, совсем как в тот вечер.

- Очень в этом сомневаюсь, - угрожающе мрачно делает вывод Егор. - Еще раз протянешь к ней руки…

- И что? Ты ей кто? Жаришь ее мамашу, вот и вали к ней! - скалится Лаврентьев.

На шум, наконец, выходят и остальные - мама, Андрей. Даже тетя Катя.

- Что тут происходит? - спрашивает она. - Женя? Егор?

А потом, конечно же, все взгляды сходятся на мне.

- Уйми своего жеребца, - выплевывает Лаврентьев моей маме. - Или намордник надень, если нравится спать с этим бешеным псом.

- Мам… - тихо шепчу, видя с каким разочарованием она смотрит на меня.

- Настя, что случилось?

Она подходит почему-то не ко мне, а как раз к Лаврентьеву.

- Жень, ну, молодая еще. Не злись.

Замечаю Мишу, который тоже показывается в дверях, и вот он-то единственный, кто подходит ко мне. Заглядывает в глаза.

- Хочешь уехать? - тихо спрашивает.

- Да, пожалуйста, - едва не плачу. Он ободряюще улыбается.

- Иди, забери вещи. Я машину прогрею пока.

- Настя! Куда ты? - возмущается мама, когда я прохожу мимо.

- Домой поеду. Учеба, мам.

- Ты что, мы сейчас собирались твое совершеннолетие отметить!

Оборачиваюсь и тут же сталкиваюсь взглядом с ее протеже. Неужели она и правда хотела меня ему подложить?

- Считай, что ее срочно вызвали, - вмешивается Миша.

- А ты вообще бы не лез, куда не просят! - возмущается она. - Это моя дочь, слышишь? Ты кто вообще здесь такой? Выкормыш!

- Лана! - вдруг вмешивается дядя Вова, который, оказывается, тоже успел подтянуться ко всем.

Мне становится физически плохо от происходящего и той агрессии, что пропитывает пространство. Поэтому я сбегаю на второй этаж за вещами.

Обидно ли мне? Безусловно. Больно. Теперь-то становится понятно, зачем мама так настойчиво тащила меня сюда, зачем все эти процедуры. Неужели она правда решила, что я соглашусь на подобное?