Пролетела пчела, осторожно минуя белые зонтики болиголова, в которых копошились мухи… И последними мелькнули перебирающиеся между трав мохнатые паучьи лапы.
Вернулась темнота подземелья. Я открыла глаза. Всё ясно, составное зелье: пчелиный яд смешали с паучьим, а дальше случилось то, что я уже знала. Предстояла немалая работа, но в успехе я не сомневалась.
На стук стражник открыл смотровое оконце, по-прежнему избегая смотреть мне в глаза.
- Передайте его светлости, что его брат был отравлен в тот же день, когда он получил моё снадобье. И я знаю, что делать. Но мне нужны редкие ингредиенты. Очень редкие.
16. Глава 16. Воскрешение
Плен в замке Эрхангера затягивался, а я всё никак не могла составить нужное снадобье. Весна выдалась поздняя, многие травы ещё не показались из земли и не успели набрать соки. Должно быть, слуги обшарили все окрестности в поисках нужных трав. Некоторые герцогу пришлось купить, и, как я полагала, за немалую цену. Но ни у торговцев, ни у знахарок не имелось в запасе самого редкого ингредиента – корня асафетиды.
Без этого последнего компонента снадобье оставалось обыкновенным ядом. Асафетида была нужна и мне, чтобы хотя бы отчасти восстановить истраченные силы.
В один день (или, может быть, ночь – ведь в темнице я потеряла счёт времени) мне наконец-то принесли корешок асафетиды, липкий от застывшего едкого сока. Совсем немного, только чтобы хватило на тело, но не на меня. На мгновение мне показалось, что это даже нарочно, будто кто-то знал, сколько нужно для снадобья.
Много часов и немало свечей ушло на окончательный состав. Настало время оживления. Укрепив на стене факел, пропитанный смесью белены, болиголова и шафрана, слуги оставили меня наедине с телом. Отбросив сомнения в честности обещаний герцога, я погрузилась в то особенное состояние, что дано лишь ведьмам. Неважно, чем закончится эта ночь – сейчас я призову силы природы, чтобы совершить почти невозможное. Я приняла этот вызов, и готова ответить за последствия.
Шею и рот Леонарда опутала змеиная кожа – подобное тянется к подобному, и ей предстояло впитать в себя яд.
- Silentio noctis! Fiat firmamentum in medio aquanim et separet venenum ab venenum!... [Молчание ночи! Пусть твердь будет посреди воды и отделит яд от яда! (лат.)]
Я знала лишь это заклинание для разделения ядов. Как и в других местах, на савойской земле ходило много слухов о чудесном исцелении, когда несколько слов и пучок трав помогали изгнать яд из тела. Но большей частью это были лишь слухи. Изгнание яда – дело сложное и подвластное не всякому. Что уж говорить о ведьме, силящейся остатками магии повернуть вспять то, что началось несколько недель назад?
Свечи у головы дрогнули – хороший знак. Змеиная кожа начала менять цвет, намокая от смеси сукровицы и паучьего яда. А затем всё остановилось.
Капала вода со свода темницы, и каждая капля, казалось, оглушительно била по каменному полу. Больше ни одного звука.
Эрхангер не простит ошибки. Пусть не я отравила его брата, но выплеснет злость он именно на меня.
Бросившись к чадящему факелу, я призвала все силы, что могли меня слышать: силы восхода и заката, воды и огня, ветра и тверди… Я шептала и кричала, просила и приказывала. А затем сложила руки над бездыханным телом и запустила последний всплеск сил в самое сердце. Осев на пол, я опёрлась плечом на широкую ножку стола и прикрыла глаза.
Скоро герцог потеряет терпение и пришлёт слуг узнать, как проходит оживление. Хорошо, если меня повесят на длинной верёвке – самая лёгкая смерть из возможных. Иногда некоторые из нас, кому повезло быть повешенными, ухитрялись едва заметно парить, изображая удушение, пока их не вытаскивали из петли и не увозили на кладбище. А там уже мы откапывали подруг и прятали в надёжном месте, живых и невредимых. Но сейчас я не смогу взлететь – сил слишком мало. Лучше уж пусть длинная верёвка сломает шею, быстро и без лишних мук. Главное, чтоб ему не пришло в голову показательно сжечь меня. Хотя… это наиболее вероятно.