- Согласен, - он доверчиво протянул ко мне руки, повернув ладонями вверх, словно ожидая подарка. – Как ты это сделаешь?

Пальцами я прикрыла ему глаза. Он сидел, такой открытый мне и всей магии, что можно было бы без труда подпитаться его жизненной силой, но у меня не поднялась рука забрать хотя бы каплю, так меня тронуло его доверие и та музыка, что звучала вчера. К тому же вчерашнее ощущение меня не подвело: его жизненные силы были слишком робкими и ранимыми, чтобы пропускать поток магии. Значит, забери я хоть немного - он заболеет. А навредить ему я не хотела.

Взяв из мешочка на поясе щепотку любовного снадобья, я нанесла его на опущенные веки юноши:

- Revertatur cinis ad fontem aquarum viventium…[Да вернётся зола к источнику живой воды… (лат.)] 

В завершение заклинания я поцеловала его в лоб, запечатлевая магию навеки. Отныне те, на кого он будет смотреть с истинной любовью, всегда будут отвечать ему взаимностью.

- Не открывай глаза, пока я не уйду, - шепнула я напоследок.

Покинув руины, я спустилась на главную дорогу. Вскоре по левую руку начался грязный лагерь наёмников, проходить мимо которого стоило только при свете дня и, желательно, с надёжными попутчиками. Сейчас от него воняло ещё сильнее, чем обычно: на дереве возле главных ворот лагеря висели два трупа, должно быть, казнённые собственными военачальниками за разбой.

С одной стороны, бернцы постарались привести в порядок единственный надёжный путь с севера на юг. Для этого им приходилось пресекать неизбежные междоусобиц мелких герцогств и графств. Кларан мне тем и понравился, что не переходил из рук в руки каждый год.

С другой стороны, именно для поддержания порядка потребовались сотни наёмников из далёких стран. Незнакомая речь, непохожая ни на одно из местных наречий, звучала на весь лагерь. Наёмникам без войны было скучно, они шатались по окрестностям, заставляя родителей прятать подальше своих дочерей. Порой особенно бесчинствовавших казнили, но это никого не впечатляло достаточно сильно, чтобы разбой и насилие прекратились полностью.

Быть ограбленным на дороге из Монтрё в Шильон стало обыкновенным, но у торговцев по-прежнему не было выбора. Заговаривая тюки на удачу, они обречённо вели обозы.

Пристроившись в хвост такого обоза, я дошла к замку, закрытому и неприступному. Но сегодня он не был мне нужен. Важнее была крошечная деревушка мастеровых людей, примыкавшая к протоке по другую сторону от замка.

Осторожно миновав лагерь, я вышла к мастерам. Торговля едва шла, как обычно в понедельник. Покупатели лениво слонялись среди лавок, тратя всё время на пустые разговоры с мастерами. Возле гончарной мастерской стояло несколько человек, живо обсуждавших события в Кларане. Один из подмастерьев был на воскресной службе и остался посмотреть разоблачение. Теперь, окружённый всеобщим вниманием, он взахлёб рассказывал свою версию событий:

- … А как только он осенил её крестным знамением, от её головы пошёл дым, и она так страшно завизжала, что, верно, и чертям в аду тошно стало!

Бурная фантазия подростка пышно дорисовывала увиденное, расцвечивая всеми оттенками адского пламени на радость остальным. Даже слушать это было противно, тем более – представлять, но те, кто пропустил разоблачение, сопровождали рассказ взволнованно-одобрительными возгласами. А парнишка продолжал сообщать новые подробности…

Удивительно устроены люди! Не видев, не зная, не помня, они умудряются придумывать себе воспоминания о том, о чём даже не слышали, стоит только попросить рассказать об этом. Сколько раз при мне кто-то с ходу сочинял подробности событий, будто сам был очевидцем, хотя узнал о них лишь за пару минут до разговора.