- А жена? – продолжает расспрашивать и на этот раз даже взгляд не отводит, наблюдая, с каким аппетитом я поглощаю ее кулинарный шедевр.

- Жены у меня уже два года как нет.

Хмурится и виновато тупит взгляд.

- С ней что-то случилось?

- Да. Работница ЗАГСа выдала документ о разводе. С тех пор и она, и я живем отлично.

Морщинка на лбу разглаживается, и Аня облегченно опускает плечи. Интересно, она думала услышать душераздирающую историю о том, как с моей женой случилось что-то страшное и я, свихнувшись, пошел на убийство? Или чего хуже я сам ее убил из-за отвергнутых чувств. Заяц садится боком, облокотившись на стену, и совсем уж осмелившись, продолжает расспросы:

- Почему развелись? Долго были женаты?

- Аня, ешь борщ, остынет.

- Я просто подумала, что нам бы стоило узнать друг о друге побольше, раз уж мы живем вместе, - пожимает плечами, стараясь казаться беззаботной, но я же вижу, как покраснели кончики ее ушей, а глаза снова смотрят куда угодно кроме меня. И, кажется, она смущается. Улыбаюсь, пытаясь вспомнить, когда последний раз видел смущающуюся девушку, и проваливаю этот экзамен.

- Мы живем вместе временно, заяц, поэтому можешь расслабиться и не делать вид, что тебе интересна моя подноготная.  

На слове «заяц» узкие зрачки расширяются, и я ловлю себя на мысли, что хочу чаще так ее называть.

- Мне интересно. Должна же я иметь представление с кем делю квартиру.

- Ты уже и так в курсе, что с «преступником», разве этого недостаточно?

Энтузиазм Ани заметно тухнет, и остаток обеда мы проводим в тишине. Я стараюсь не замечать того, что девчонка закопалась глубоко в мыслях, видимо, вспомнив о том, кто я, и задавливаю порыв спросить что-нибудь у нее. Чем меньше мы друг друга знаем, тем лучше. Проще будет потом разойтись в разные стороны и через время и не вспоминать друг о друге.

Доедаем обед, Аня молча собирает посуду и, сложив ее в раковине, начинает мыть.

- Спасибо. Тебе официально возвращен статус прекрасной домохозяйки.

- Ты очень великодушен, - отвечает, даже не повернувшись.

Чтобы хоть как-то загладить вину за испорченное настроение, решаю заварить чай. Встаю, беру с полки две чашки с блюдцами, ставлю их на стол. Из коробки достаю два чайных пакетика, бросаю их в чашки и поворачиваюсь к плите, чтобы взять чайник. Отключаю конфорку, поднимаю полный чайник, который еще секунду назад издавал характерный жалобный свист, поворачиваюсь к столу и вдруг слышу, как Аня бросает в раковину чашки, разворачиваясь ко мне, и слишком эмоционально восклицает:

- Стой, здесь ручка…

Но я ее уже не слышу, потому что чувствую, как из руки исчезает тяжесть, а в ладони остается одна ручка. Со скоростью света успеваю представить, что будет, если чайник сейчас долбанется об пол. Литр кипятка выплеснется на кафель и однозначно ошпарит Аню, потому что если мне есть куда отскочить, то ей нет. Сзади и слева раковина с плитой, а справа стол. На задворках сознания слышу визг, и, действуя рефлекторно, хватаю ее за талию правой рукой как раз, когда в двадцати сантиметрах от меня с гулким ударом падает чайник.

Подхватываю ее, прижимаю к себе и отскакиваю в сторону окна. Все происходит так быстро, что я даже не успеваю толком переварить случившееся. Бросаю взгляд на зажмурившуюся Аню, чьи руки крепко вцепились в мои плечи, а грохочущее сердце отдается эхом на моей груди. Опускаю глаза на пол, по которому растекается лужа, и, если я так и продолжу стоять, она дотечет до меня и ошкварит ступни. Хватаю полотенца с радиатора свободной рукой и швыряю их на пол, чтобы впитали влагу. Перевожу дыхание, когда мини катастрофа больше не угрожает ни мне, ни Ане и соображаю, что все еще крепко держу ее на весу.