В какой-то момент я вырубилась – отключилась, как кукла, у которой батарейки сели, но спала недолго: мне со страшной силой захотелось в туалет.

Тапочек, естественно, этот деятель не принёс, хоть и обещал. Я с опаской опустила ноги на пол. Чисто. И нигде ничего не блестит. Попробую добраться до уборной как-нибудь.

Собственно, почти не больно. Так, мелкое досадное нытьё, но это то, что можно и потерпеть. Проскользнуть незаметно не удалось.

– Ты зачем встала? – выскочило это недоразумение из кухни. Грозный такой, руки на груди сложил, брови нахмурил. – И опять босиком.

– А ты так и принёс тапки! – огрызнулась я. – А мне… надо! – выпалила на одном дыхании и позорно скрылась в уборной.

Вот за что я терпеть не могу эти квартиры. Никакого уединения! И пусть тут хоть конём можно ходить и до потолка не доплюнешь. Зато на глазах мужчины приходится в туалет маршировать. Нет, на такое я не подписывалась!

Щёки горели, я чувствовала себя в некотором роде униженной.

– Обед почти готов, – ну, я и не сомневалась, что понятие такта у таких, как Орангутан, отсутствовало напрочь. Я молча отправилась в ванную. Руки помыть и умыться. И отойти от вот этого всего. – А тапочки… я тут вдруг понял, что на твои махонькие ножки ничего нет. А мои тебе вряд ли подойдут.

Понял он. Разве ему есть чем понимать?

– Не можешь выполнить – не обещай, обещаешь – делай, – просверлила я его пламенным взглядом, выглянув из-за двери ванной комнаты, и с чувством выполненного долга закрылась на защёлку.

Пусть ещё подумает. Ему полезно.

8. Глава 8

Иван

Она напоминала и мелкую собачонку, и раненую птичку, и вообще вызывала много противоречивых ассоциаций. Раздражала, бесила даже, но в то же время вызывала в груди какое-то жжение, похожее на умиление.

Будто я хозяин, а она мой питомец. Ну, можно пожурить и потрепать за ушами, но оттого, что ты будешь воздух сотрясать, ничего не изменится. Так животные заглядывают тебе преданно в глаза, и тут же делают пакость. Я знаю: у меня в детстве и юности кого только ни побывало в доме. И кошки, и собаки, и черепахи, и попугаи…

Мама мечтала стать ветеринаром, но у неё не срослось: вместо учёбы в институте она родила меня. Без отца.

В чём-то наши судьбы с Яном были похожи. Не могу сказать, что мне повезло меньше, но дворовые университеты я прошёл покруче, и это то, чем не всегда можно гордиться.

Мама поначалу подрабатывала, где придётся, а позже осела в зоомагазине. Позже, когда я уже встал на ноги, заставил её закончить институт.

– Вот ещё, – пугалась она и прижимала ладони к пылающим щекам. – Будут надо мной смеяться. Тётенька пришла учиться. Поздно уже, наверное…

– Никогда не поздно осуществить мечту, – твёрдо заявил ей я и за руку отвёл подавать документы.

Сейчас мама замужем. Работает в зооклинике отчима. Родила одного за другим вначале брата, а потом сестрёнку.

– Вот, итить, как бывает, – крякал дед и крутил худой шеей.

Он у нас суровый, немногословный. На орехи мне постоянно выписывал, пока я из одной крайности в другую шарахался.

– Видать в отца, шалапутный, – вправлял он мозги то ладонью, а то и ремнём. – Дочь у нас не такая. Нет бы в неё пошёл, ирод.

Бабушка старалась держать нейтралитет. Это она, а не дедовы крайние меры, вывела меня «в люди», за что я ей безмерно благодарен сейчас. Это она разглядела во мне всё то хорошее, что пряталось до поры до времени, вытянула наружу и исподволь сыграла знаковую роль в моём становлении.

При жёстком деде, очень мягкой маме, бабушка, что называется, была тем самым стержнем, который, когда надо, гнётся, но никогда не ломается. Вся наша семья держалась на ней – кирпичик к кирпичику.