Им можно сваи заколачивать. Всё бесполезно. Вся моя тонкая ранимость разбивалась о скалу его равнодушного спокойствия.

– Потому что ты такой и есть! – толкнула я его. Но можно было не стараться: непоколебимость – его второе имя. Какой там Ваня!

– Рыжий, что ли? – почесал он пробившуюся за ночь щетину.

Тупой, блин!

– Орангутаны – рыжие, – терпеливо начал объяснять он. – И не самые большие из приматов. Что ты так смотришь, будто у меня рога выросли?

А, он пытается блеснуть интеллектом?! Типа, он умный, а я дурочка?

– Орангутан – и точка! – надула я губы, потому что разговор заходил куда-то не туда. Зачем ему что-то доказывать? Всё равно не поймёт.

– Папильонка, – дёрнул он меня за локон.

Издевается, гад.

Когда я ощущаю бессилие, хочется рвать и метать. Буквально. Именно такой я себя в тот момент и ощущала: маленькой, бесправной, не способной изменить обстоятельства.

Я заметалась по комнате, как дикое, загнанное в угол животное. Под руку подвернулась ваза – монумент бездушной безликости этого жилища. Я позволила себе быть неистовой: схватила её и с чувством грохнула на пол. Ваза не подкачала – разлетелась на кучу мелких осколков.

– Ты с ума сошла? – кажется, мне удалось пробить его толстенную шкуру. Он нависал надо мной скалой – большой, высокий, мощный, опасный. – В чём дело? – хищно сверкнули его глаза.

Он ещё спрашивает?! Тупой бесчувственный болван!

– Я твоя пленница, заложница! – выпалила на эмоциях.

Вышло так себе: истерично и патетично.

– А-а-а, это, – расслабилось вмиг его лицо. – Так никто тебя не держит, дорогая, – скользнула по его красивым губам ленивая ухмылка. – Вон порог. Уходи.

Я проследила за его рукой, что властным жестом указывала на дверь комнаты. М-да, ситуация.

Надо было, конечно, гордо задрать голову и уйти. Но вся печаль в том, что мне некуда уходить. За порогом меня ждала ещё большая опасность, чем этот властный мерзавец…

7. Глава 7

Решение пришло молниеносно. Я всегда умела находить выход даже в патовых ситуациях.

То, что мысль была плохой, я поняла, когда храбро наступила ногой на осколки. Словно невзначай. Думала, колготки спасут. Ага. Не в этом случае!

– Осторожно! – кинулся ко мне этот двухметровый шкаф. Хороший такой бросок, мастерский. Но было поздно: ступню обожгло болью.

– И-и-и! – завыла я поновой, но уже имея очень законное основание и плакать, и выть, и сетовать на судьбу.

– Эх, папильонка, – покачал головой Орангутан и подхватил меня на руки. Легко, не напрягаясь.

Неожиданно мне понравилось. Всё: и его сильные руки, и то, как уютно, оказывается, свернуться на мужской мускулистой груди, и запах, и даже ворчание.

Орангутан не ругался, а бубнил:

– Ну, как же ты так, а? Подожди, сейчас, всё будет хорошо, не плачь, малышка.

И то, что он меня малышкой назвал, тоже пришлось по душе. В его надежных руках я чувствовала себя защищённой. Настолько, что даже реветь перестала, но на всякий случай жалобно всхлипывала.

Он затащил меня в кухню – в единственную комнату (не считая ванной и туалета), где я не побывала.

– Сиди смирно! – приказал сурово, зыркнул на меня так, что я икнула. Якобы испугалась. Ну, тут главное сыграть несчастную жертву. Вниз я старалась не смотреть. Мне казалось, что кровь из меня выходит по капле, и от этого кружилась голова.

Его сильные крепкие пальцы порвали колготы, я даже взвизгнуть не успела, прошлись по лодыжке, ощупали ступню. Затем он деловито потрогал пятку и выше. Я снова взвыла.

– Молодец, папильонка. Так и дальше поступай: бей всё, что попадается под руки, а потом смело шагай по осколкам. Может, однажды твоя нежная кожа огрубеет и перестанет поддаваться. А пока у нас осколок торчит. «Скорую» вызывать не вариант, сама понимаешь. Но, на твоё счастье, я умею оказывать первую помощь.