Слёзы застилали глаза, а я смотрела в его спину – широкую, мощную, необъятную. Мне никогда не нравились огромные мужчины. Они меня подавляли. При моих скромных метр пятьдесят восемь это и не удивительно.

Но выбирать не приходилось. Я следовала за тем, кто с самого начала меня бесил и раздражал. Всем. Начиная от роста, заканчивая наглой самоуверенностью.

Лифта в доме не было. Собственно, зачем он? Тут три этажа. Естественно, этот самец следовал на самый верх. И даже дыхание у него не сбилось, подлеца.

– Заходи, – у него даже жесты такие – властные. Местный божок отыскался. Мало мне папочки было? Вот. Я напоролась на кое-что похуже. Папа хоть ростом не подавлял.

В общем, я вошла. Естественно, огляделась. Моя любопытная натура, несмотря на все потрясения, хотела везде засунуть нос. Хотя что тут совать-то… После папочкиного просторного дома эта квартира с порога показалась мне какой-то… старой, что ли. И маленькой.

Впрочем, я была расстроена и предвзята – об этом сказал даже самый первый беглый осмотр. Неплохо. Но ни отличный ремонт, ни современная новая мебель, ни высокие потолки, что дарили ощущение воздушного пространства, не могли скрыть один очень большой недостаток: жилым духом здесь и не пахло.

В гостиницах и то больше жизни, чем в этой почти идеальной квартире, которую можно в каталог запихнуть или в унылые объявления: сдаётся внаём элитное жильё.

В общем-то, с большой натяжкой, оно на такое тянуло. Я даже на какое-то время плакать перестала. Если тут всё немного облагородить, придать лоск, правильно подобрать шторы, расставить акценты, всяких милых мелочей докупить, возможно, тут наконец-то появится жизнь.

Нет, во мне не умер дизайнер. Но я всё же девочка, привыкшая к комфорту. И многие считают, что у меня хороший вкус. Да я и сама так думаю, и это не звезда во лбу, а правильная самооценка!

– Нравится? – его низкий, с хорошо читаемой иронией голос всё испортил.

Судя по всему, Орангутан считал, что ему есть чем меня удивить.

– Нет, – крутнулась я на пятках и посмотрела ему в глаза. Серые. Дымчатые такие.

Он приподнял бровь. Тоже так, издевательски.

– Ну, прости, – развёл он ручищами, – что есть. Выбирать не приходится. Впрочем, у тебя всегда есть альтернатива – вернуться домой. Там, полагаю, тебя всё устраивает.

Меня не устраивало, но объяснять ему бесполезно. Да и незачем. Поэтому я промаршировала дальше, оглядела оставшиеся комнаты, выбрала поменьше.

Здесь мне понравилось, хоть комната почти ничем не отличалась от других: тот же ремонт с иголочки, те же потолки и новая мебель. То же отсутствие жилого духа.

Взгляд мой зацепился за кресло, что стояло в эркере. Новое, белое, как облако. Немного смешное, похожее на толстого медведя.

Я залезла в него с ногами и утонула. Прикрыла глаза. Веки жгло от пролитых и ещё не родившихся слёз.

Дурацкая ночь, дурацкое утро, дурацкое начало новой жизни. Всё это попахивало крахом моих радужных надежд.

У меня есть одно очень ценное качество: я не умела долго унывать. Но сейчас, сидя в медвежьем кресле, хотелось бесконечно жалеть себя и плакать.

Я и не заметила, как снова заскулила.

– Ну точная папильонка, – снова обозвал меня странным прозвищем этот неотёсанный мужлан, затаскивая в комнату мои пожитки.

Чемодан смотрелся в комнате, как инопланетный жирный гвоздь. Не вписывался в интерьер и вообще. Вызывал диссонанс.

– Не смей меня так называть! – взвилась я, вскочила на ноги и ткнула пальчиком в мускулистую грудь. Пальчику стало больно. Я взвыла.

– Ну, ты же называешь меня Орангутаном. А я Ваня.