Может быть, в соседних странах-государствах законы к женщинам не столь суровы? На этот вопрос в памяти Дарины ничего не нашлось: как и всех девочек, никто и не думал обучать её грамоте, считая это пустой тратой времени.

К счастью, для поиска путей решения проблемы у Даши наверняка есть минимум неделя: вряд ли Дьюк объявится раньше. Если он не до конца идиот, то, чтобы иметь алиби, возьмёт в гильдии кратковременный заказ на сопровождение каравана какого-нибудь торговца.

Гильдия находилась в городе, в трёх днях пути отсюда. После выполнения задания наёмник обязан представить отчёт, чтобы получить причитающиеся монеты. Дорога туда, обратно, плюс найм – итого полторы-две недели, и Даша чувствовала, что не имеет права попусту профукать это время.

Девушка решительно осмотрела владения. Хозяйственный двор порадовал её курочками, гусями и были даже вполне упитанные поросята. При её появлении живность заголосила на все лады, требуя кормёжки.

А на Дашу напало некое подобие ступора при виде этого богатства, и зудел один только вопрос: почему, имея огород и столько скотины, Дарина и Митрим выглядели так, будто их с рождения держали в каком-то концлагере?

Нет, в прошлом мире Даша была упитанной женщиной. И причём весьма. Как все пышки, она отчаянно желала похудеть. Но даже её худое тело Дарины наталкивало на мысли о некоем голодоморе, который имел место в этой семье.

И точно! Стоило ей подумать, как память услужливо подкинулавоспоминания, окрасив и без того неприглядную картину «счастливой» семейной жизни Дарины в мрачные тона.

Всё дело в том, что дом, в котором они жили с Дьюком, принадлежал матери этого мерзавца. А, как известно, яблочко от яблоньки недалеко падает. Эта старая карга, стоило Дьюку только выйти за порог, ощущая себя в полном праве, наседала на бедную Дарину с требованием отдавать ей всё, что произрастает в огороде и водится на хозяйственном дворе.

– У меня в огороде! Это мой дом, мой двор, моя земля, а значит, всё, что здесь есть, – моё!– не уставала напоминать она, забирая гусей-поросей и подрощённых цыплят.

Дьюк ей и слова на это не говорил, ухмыляясь на поникший вид жены, но Дарина видела, как мать на следующий день отдала ему пухлый, звонко бряцающий мешочек, который Дьюк за несколько дней просадил с дружками.

За куриными яйцами старуха наведывалась каждое утро, сразу унося их на продажу в таверну или на маленький стихийный рынок у тракта. Если бабке вдруг казалось, что яиц слишком мало, то она вполне могла устроить в доме обыск, чтобы убедиться, что девушка не припрятала пару-тройку для себя и ребёнка.

Столкнувшись с этим беззаконием в первый раз, девушка попыталась возмутиться, но старая пердунья что-то напела сынку, и он отметелил жену так, что та неделю не могла с лавки подняться. Яростно брызгая слюной, Дьюк орал, что не желает кормить её щенка от первого брака, и они кусок в этом доме должны ещё заработать.

Стоит ли говорить, что после такого старуха и вовсе берега видеть перестала? Чуть что, она грозилась рассказать всё Дьюку, и, желая уберечь от побоев Митрима, Дарина прикусывала себе щёку до слёз, глядя на то, как «немощная» старушка в очередной раз уносит огромные корзины, доверху набитые едой, со двора, вынуждая невестку с ребёнком жить впроголодь.

– Митя, собери яйца, – попросила Даша, зорко приглядываясь при этом к степенно бродящим курочкам и намечая будущую жертву: забивать хорошую несушку не хотелось, петух был всего один, а ребёнку, страдающему от истощения, раз в день обязательно положен куриный наваристый суп – это вам любой доктор скажет.