Какое-то время он сидит молча, а потом начинает крутиться, в окно смотреть, мять бумагу — явно злится.
— Достаточно. Идите петь свои песни. И впредь всё наше общение будет проходить через секретаря.
— Хорошо. — Снова возвращаюсь к двери и, обернувшись в последний момент, улыбаюсь ему: — Значит, я всё же схожу во двор, присмотрю ещё одно место для парковки, а потом напишу вам письмо. И оставлю его у секретаря. А вы прочтёте.
— Обязательно. И напишу вам ответ, — косится на меня шеф, а я спокойно закрываю за собой дверь.
Ну как спокойно? Почти так же невозмутимо, как если бы прыгнула с разбегу с обрыва вниз и оглушительно сильно ударилась при этом о воду.
3. Глава 3
В моем классе частично обвалился потолок. Отклеилась крупная гипсовая розетка. К счастью, никто не пострадал. Это случилось во время перемены, когда большинство детей было в коридоре. Но в связи с происшествием теперь все работники школы ходят сюда друг за другом как на экскурсию. Поэтому неудивительно, что ближе к обеду в классе появляется он — великий и ужасный директор.
Заполняю журнал посещаемости, стараясь полностью игнорировать присутствие Марата. Пусть он делает свою работу, а я буду делать свою. Решили же избегать друг друга. Но взгляд бессознательно тянет магнитом к стройной мускулистой фигуре шефа, который в этот самый момент, запихнув руки в карманы брюк и запрокинув голову, внимательно разглядывает потолок.
Мысленно одёргиваю себя, силой заставляя писать.
— Если была угроза разрушения, почему вы не сообщили мне или завхозу об этом раньше? — его глубокий и по-мужски привлекательный голос звучит глухо и монотонно.
Отрываюсь от своей работы. Цинично приподнимаю бровь. Наши взгляды перекрещиваются с воображаемым звоном и скрежетом. Почти как мечи средневековых рыцарей. Это скорее битва, нежели диалог. Между нами столько обид, что кирпичей из них хватило бы на строительство целой крепости.
— Это вы мне, Марат Русланович?
Нарочно и крайне показательно верчу головой по сторонам.
Позади меня школьная доска, справа окно, слева дверь, впереди — станки для хора на складной раме.
— А что, тут есть кто-то ещё, Виолетта Валерьевна? По-моему, в классе только мы с вами.
Воздух тяжёлый, обваривающий, дышать нечем, как во время лесного пожара. Хотя в помещении открыты все окна.
— Не поверите, — делано улыбаюсь, продолжая смотреть ему в глаза, — это я прекрасно вижу и понимаю, что мы здесь одни. Но я полагала, что если вы захотите ко мне обратиться, то состряпаете послание в письменном виде. Передадите уведомление через секретаря, а я отвечу на него так же, письменно, если сочту необходимым, естественно. Вы же сами сказали, что теперь всё общение между нами будет проходить только через вашего делопроизводителя.
Директор не отрываясь смотрит меня. Мне кажется, у него, как у терминатора в соответствующем художественном фильме, подвисает какая-то программа. Кажется, если бы мог, он удушил бы меня, как говорится, не отходя от нотного стана. Он кривит верхнюю губу, всем своим видом намекая, что мне пора прекратить издавать любого рода звуки.
— Если вы не перестанете разыгрывать горохового шута, Виолетта Валерьевна, я такое письмо напишу, что вам придётся внеурочно работать с Алексеем Игоревичем.
— А кто такой Алексей Игоревич? Не имею чести быть знакома, — и пафосно хмурю брови в недоумении.
— Наш новоиспечённый логопед-дефектолог — специалист по исправлению дефектов речи у взрослых и детей. Его задача развивать музыкальный слух и заодно помогать коррекции речи некоторых наших воспитанников.