Она больше не огрызается и, повернув голову к окну, молчит, скривившись. Я не помню, где больница скорой помощи, поэтому одной рукой веду машину, а другой тычу в навигатор.

— Тебе нельзя нервничать. Беременным нельзя так волноваться. А ты то пожар, то развод, — зачем-то произношу вслух и сам не верю в то, что говорю это.

В ответ она лишь что-то стонет, а я в шоке сам от себя добавляю:

— Все будет хорошо. Здесь близко.

11. Глава 11

Мы в одиночной платной палате. Жена лежит на кровати, ко мне спиной, подтянув к животу ноги. Я сижу в кресле рядом. На стене сам по себе бубнит телевизор. Не получается уйти. Хотя вроде и сидеть мне особо незачем. Я мог бы купить ей все, что она захочет, и прийти снова вечером. Но я не в состоянии заставить себя встать.

— Знаешь, что самое трудное в работе пилота?

— Не путать имена бортпроводниц, с которыми переспал? — говорит Ира, не поворачиваясь ко мне.

Она уткнулась лицом в подушку, поэтому звук получается сдавленным. Это похвально, что даже в такой ситуации она умудряется шутить.

— Нет, — грустно усмехаюсь и, пытаясь себя хоть чем-то занять, тычу пальцем в пульт, переключая каналы. — Самое сложное, что нужно постоянно учиться. Обновлять знания, совершенствовать мастерство. Это требует каждодневных усилий, хорошей дисциплинированности и усидчивости. Пилот должен идти в ногу со временем.

— Какой ты молодец, — все так же лицом к стене. — С женой тебе, правда, не повезло. Но это дело поправимое. Всего месячишко надо помучиться.

— Колючка ты, Суворова. Какой разговор ни начну, ты все переводишь в конфликт, — говорю тихим голосом, капельку психуя, что пульт плохо работает, наверное, сели батарейки. — Кстати, а почему ты не взяла мою фамилию? Если бы я был трезв, ни за что не позволил бы тебе остаться Суворовой.

— Если бы ты был трезв, ты бы ни за что на мне не женился. А Беляева Ирина звучит так, будто я навсегда застряла в первом классе, в школьной форме с воланчиками и огромными белыми бантами, — бурчит она без изменений — в подушку.

Бесит она, конечно, знатно. Но по-человечески, несмотря ни на что, волнуюсь за нее. Сердце стучит иначе, и внутри нет привычного покоя.

— Если тебе нужно постоянно обновлять свои знания, заниматься и учиться, че ты застрял здесь? Иди учись. Мы уже часа четыре вместе, а может, даже больше. Вот как в суде начали, так все не расстанемся.

Я беспокоюсь о ней, но не хочу, чтобы она об этом знала. И, едва она сворачивает на эту тему, постыдно симулирую приступ кашля.

— Это потому, что я профессионал своего дела. И контролировать состояние пассажиров часть нашей работы. Пока я не удостоверюсь, что ты успокоилась и больше тебе ничего не угрожает, я не уйду.

— Мы сейчас не в салоне самолета. Это больница. Ты все перепутал. И я не твоя пассажирка, а случайная знакомая.

— Удивительно, но только ты умудряешься из моей замечательной профессии сделать нечто постыдное. Ты была моей пассажиркой.

— А ты заметил, что мы все время говорим только о тебе, Илья? Как будто на тебе свет клином сошелся, но правда в том, что это не так. Я, например, консерваторию закончила, умею играть на нескольких музыкальных инструментах. А ты на чем, кроме нервов, умеешь?

Вздыхаем почти синхронно. Словно договорились. Держу себя в руках. Изо всех сил не обращаю внимания. Понимаю, что ей сейчас не до этого. Задумавшись, разглядываю очертания ее фигуры, укрытой тонким больничным одеялом. Она, конечно, с характером, но все равно жаль, что так вышло. Хочется лечь и обнять ее. Мне кажется, в наших отношениях лучше всего просто молча касаться друг друга. Тогда у нас что-то получится. Не знаю, почему я об этом думаю. Только вот отвести глаза от жены по случайности никак не выходит.