Кафе было расположено на первом этаже крепкого пятиэтажного здания, построенного лет сорок назад, но все еще выглядевшего элегантно. И вход в него прятался в тени высокой душистой сирени. Полной грудью вдохнув воздух, пропитанный ее теплым ароматом, я ворвалась в кафе подобно урагану. И осмотрелась. Просторный зал был декорирован в двух тонах: справа в зелено-голубых, а слева — в желто-оранжевых. Как чуть позже я узнала от Димки, кафе специализировалось на всевозможных сырных блюдах, а также на мороженом собственного приготовления. Поэтому и дизайн с названием у них были соответствующие.

Димка сидел на «холодной» половине, за квадратным прозрачным столиком, спиной ко мне, положив ногу на ногу, и с кем-то переписывался.

Предвкушая его реакцию, я беззвучно подкралась к Димке, ловко опустила белый цветок на коротко стриженное русое темечко и закрыла его лицо ладонями. Я обожала так делать! Люди, как правило, терялись и начинали перечислять имена всех своих близких, не понимая, кто стоит позади.

— Бурундук? — не дал мне повеселиться Димка, сразу безошибочно отгадав, кто его беспокоит. — Совсем рехнулась? Ты знаешь, на сколько опоздала?

— Приф-фет, — прошептала я, склонившись к Димкиному уху, не отрывая ладоней от его лица, — приф-фет, мой маленький принц. Малыш-ш-ш. Я больше опаздывать не буду.

— А больше и не надо. Что у тебя с глухими звуками? И убери руки, — тут же отреагировал Чащин. — Пока я не назвал их граблями.

— Прости меня, я, правда, торопилась, — искренне извинилась я, но руки убирать не торопилась. — Давай, прощай меня.

Он тяжело вздохнул и, осторожно отняв мои ладони от собственного лица, повернул голову, задев носом мой подбородок.

Так мы и встретились взглядами. В моих глазах хороводы водили любопытство, веселье и немая просьба не злиться, а оценить мой наряд. В его глазах читались любопытство, удивление, радость и что-то еще совершенно мне тогда непонятное.

Со стороны мы, наверное, смотрелись странно, уставившись друг на друга, как два голодных таракана, соперничающих за крошку хлеба, но меня это мало волновало. Я хотела сказать Чащину: «Димыч, не злись на меня, я не хотела деньги зажабить! Ты отдал мне тетрадь, я угощаю тебя — все по-честному!». Но только улыбнулась — никогда еще не видела его лицо так близко от своего. И заметила, что радужки у него необычные — я всегда думала, что они очень темные, насыщенного кофейного цвета, но, оказывается, в них есть искры — около самых зрачков, и искры эти светлые. Как будто бы кто-то щедрой рукой насыпал в горький горячий шоколад горсть несладкой кокосовой стружки, не успевшей еще полностью стать коричневой, но уже и не белой.

— Что с тобой? — вымолвил Чащин, не отпуская моих рук.

— А с тобой что? — спросила и я.

— Со мной — ничего. А ты... Ты почему сегодня такая... красивая? Ты меня рофлишь так? — продолжал он вглядываться в мое лицо. Я молчала и загадочно улыбалась.

На мгновение орлу, хвастающемуся всем вокруг фирменными модными очечками, показалось, что около русоволосого парня с высокими скулами и короткой мужественной прической мелькнуло что-то, напоминающее полупрозрачную красно-оранжевую искру — искра пропала за спиной Дмитрия, изрядно удивив птицу.

— Серьезно, Маша, что с тобой? — повторил Дима — его взгляд заскользил по моей фигуре и остановился на ногах. Как предсказуемо! Но безумно забавно!

— Я всегда красивая, — торжественно объявила я, высвободила, наконец, руки из его пальцев и села на стул, скромно вытянув ножки, которые порядком устали.