Обругав себя, направилась к дивану, на котором оставила дневник. Что за чушь? Почему вдруг запаниковала? Я - современная девушка, не верящая в сказки, и вдруг испугалась слов старой женщины?

Дневник лежал там же, где я его оставила.

«Вот дура-то!» - Выдохнув, села рядом.

Настроение писать прошло.

Решительно взяла в руки дневник, завязала ленточки бантом и сунула под диванную подушку.

От резкого телефонного звонка подскочила на метр.

Звонил папа.

- Как ты там? – голос у него был усталый.

- Нормально. Утром приходил Санджай, возил на завтрак в индийское кафе. Пап, а ты скоро вернешься?

- Дней через десять. Что-то случилось? Мне стоит начать волноваться?

- Нет, пап. Я взрослая девочка. Люблю тебя.

- И я. Целую.

- Пока.

Я положила трубку, но через минуту телефон опять зазвонил, заставив вздрогнуть.

- Ильсия, у тебя точно все хорошо? – это опять был папа.

- Точно. Я устала что-то. Не тревожься. Пойду, посплю, и все пройдет.

- Ты не заболела?

- Нет. Я вчера в кино снималась на набережной Индраяни.

- Ильсия. Что там у вас происходит?

- Все хорошо, папа.

Я положила трубку и, не раздеваясь, залезла в постель. Накрылась с головой и закрыла глаза. До слез хотелось домой, к маме.

«Акклиматизация что ли?» - мелькнуло в голове, прежде чем я погрузилась в тяжелый сон.

- Сия! Сия!

Нет, мне точно не дадут умереть.

Сдернула с головы простыню. И опять натянула по глаза. У кровати стоял Санджай.

- Что ты здесь делаешь?

- Почему у тебя дверь открыта?

- Забыла закрыть. Я ходила к бабушке Анилы. Ты не ответил, что ты здесь делаешь?

- Маста Ирек позвонил и попросил проведать тебя.

- Папа напрасно тебя потревожил. – В полумраке комнаты (на улице опять начался дождь) я разглядела, что Санджай переоделся. В джинсах он выглядел не менее мужественно. - Извини. У тебя, наверное, свои дела были.

- Я обещал маста Иреку присмотреть за тобой. Сейчас нет ничего важнее тебя.

У меня загорелись щеки.

Я как-то странно чувствовала себя. Поднеся руку ко лбу, поняла, что у меня жар.

Санджай заметил этот жест. Подойдя ближе, он наклонился и поцеловал меня в лоб.

- Что ты делаешь? – не сразу спросила я, пораженная его поступком.

- Ты горячая, - ответил он. – Я сейчас вернусь. И не смотри на меня так, словно я предложил тебе руку и сердце. Еще в Питере меня научили таким способом мерить температуру.

- Как ее звали? – Я заставила его обернуться.

- Кого?

- Учительницу. Только женщина могла научить целовать лоб, чтобы понять, есть температура или нет.

Он не ответил. Его быстрые шаги сотрясали ажурную лестницу. Через некоторое время взревел двигатель «Махиндры».

- Доктор, ее точно не нужно положить в госпиталь?

- Нет. День-два - и все пройдет. Больше питья.

Опять шум двигателя, а я погрузилась в тревожный сон. Мне снился Санджай, тянущий ко мне руки. Сначала я думала, что он хочет обнять, и с радостью кинулась к нему навстречу, а он сомкнул пальцы на моей шее и принялся душить.

- Пей.

Что-то горькое заставило поморщиться.

- Что со мной?

- Вирус. Ты зря ходила на набережную Аланди Гат. Там водятся комары, а они переносчики болезней.

- Папа знает?

- Да. Но приехать пока не может. Я успокоил его, что ты в надежных руках. А потом, уже поздно что-либо менять.

- Почему поздно? – испугалась я, плохо соображая.

- Твоей репутации конец. Я ночевал у тебя.

- Когда это ты успел? - Я разглядела щетину на его скулах.

- Прошедшей ночью. Ты горела, и я остался, никому не доверяя тебя.

Я повернула голову, потянувшись за стаканом с водой, но Санджай опередил меня. Рядом с кроватью стоял штатив с капельницей.