Или не передала. Иначе почему он дышит?
Пока я думала, Ворон расчленял меня взглядом, от которого все внутри леденело. А потом встал и навис надо мной, так что я могла теперь рассмотреть искринки льда в его черной радужке.
Я молчала. Но больше не опускала взгляд. И не опущу перед ним и впредь... пусть это "впредь" и будет недолгим.
Он тоже молчал с непроницаемым лицом. А потом скривился, резко отвернулся, подошел к креслу и кинул в меня небрежно брошенным на него платьем.
- Оденься.
Что ж… хотя бы мой труп не будет голым.
Я натянула измятый и несвежий наряд и встала еще прямее. Не знаю, чего он ждал - того, что я снова встану на колени, предложу ему себя? Разрыдаюсь? Позволю снова собой воспользоваться - ради возможности прожить еще день?
Нет. Это вчера я была рабыней. А сегодня - дочь короля. Я не буду унижаться.
Мужчина хлопнул несколько раз в ладоши, и в шатер шагнуло двое стражников.
- В клетку, - сказал Ворон холодно.
Стражники беспрекословно встали по обеим сторонам от меня и дали знак, чтобы я выходила.
- А почему не сразу на плаху? - скривилась. Не видела смысла отстрачивать свой конец.
И тут же улыбнулась криво. Это ведь вторая фраза, которую он от меня услышал...
И король усмехнулся тоже.
- Ну как же я могу убить свою невесту?
В шоке распахнула глаза, а потом расхохоталась. Решил поиздеваться? Пусть. Я буду смеяться даже тогда, когда палач занесет топор над моей головой. Или Ворон убьет меня сам своим мечом?
Ему не понравился мой смех. Я увидела это по набежавшей на его лицо тени. Но в этот момент стражники подтолкнули в спину, показывая, что я слишком задержалась в шатре.
Лагерь уже ожил, несмотря на бурные возлияния прошлой ночью.
На нас смотрели с откровенным изумлением, а когда меня посадили в клетку из толстых прутьев, достаточно просторную для троих, но сейчас пустую, и подняли ее наверх, подвешивая на гиганской треноге, принялись перешептываться, посмеиваясь. Наверное думали, что я просто не угодила своими ласками Эгилю-Ворону.
Только вот спустя несколько часов никто уже не смеялся.
Слухи распространились быстро... и первый камень ударился о прутья пополудни.
Я не шелохнулась. Продолжила сидеть, то проваливаясь в забытье, то выныривая из него, обхватив руками колени и спрятав лицо. Продолжила так и когда в мою сторону посыпались проклятья, и когда, желая проучить колдунью, в меня полетели глиняные осколки, булыжники, острые прутья. И когда особенно ретивые воины демонстративно принялись складывать подо мной дрова.
Сжечь?
Паршивая участь. Мучительная.
Если по договоренности тебя не прикончат свои же стрелой в сердце.
Но нет, жечь меня не стали. Почему-то тех воинов разогнали, да и вообще вокруг подутихли... Или просто занялись своими делами?
А ближе к вечеру прекратился дождь, который шел последние две недели. Тяжелое, сырое небо будто изошло паром и возвысилось, обнажая голубые лоскутки, а солнце долин принялось осушать то, что натворил его братец-буря.
Я подняла лицо, ловя последние в своей жизни лучи и улыбаясь.
И тут же была сброшена на землю - во всех смыслах.
Клетку не опускали - кто-то перерезал веревку, так, чтобы она рухнула вместе со мной. И пусть высота всего-то тройка фатов, это оказалось очень больно. Не сжимайся я в комок - ушиблась бы сильно.
Меня выдернули наружу, и я увидела перед собой перекошенное ненавистью лицо ярла Клеппа.
16. ГЛАВА 15
- Тва-арь... Да я из-за тебя…
- Стал тем, кем и являлся всегда - грязью под королевскими сапогами? - спрашиваю насмешливо.
Он точно хочет меня ударить.