— У тебя появились татуировки на предплечьях, — едва слышно замечает, колдуя с пуговицами моей рубашки.

Да, я немного украсил свое тело чернилами, но только на руках. На груди, которую ласкают подушечки женских пальцев, все еще пустует место для живописи.

— А здесь? — медленно водит пальцем от горла к брюшному прессу, впиваясь в меня жарким взглядом.

— Не уверен, что хочу ходить полностью разукрашенным, — хрипота в голосе меня подводит, в штанах все моментально отзывается на легкие поглаживания моей кожи ее нежными ладонями.

— Не хочешь? — переспрашивает, улыбаясь лукаво.

Я бы ответил ей, чего хочу.

Трахнуть у этой стенки. Нагнуть и заставить стонать всю ночь напролет, а утром — нежиться в кровати, медленно занимаясь с ней любовью.

Мари, Мари…

На самом деле все, чего я сейчас хочу, это ее губы. Пухлые, сочные. На себе... Везде. А потом пробовать ее своим ртом. Изучать языком каждый участок влажного стройного женского тела.

Она хочет этого не меньше. Не спеша изучает меня, запоминая каждую деталь, не только руками. В ее глазах горит желание, таранит откровенно похотливым взглядом, от которого меня штормит.

Стою, не двигаюсь, только шумно сглатываю, и на этот раз ее глаза сконцентрированы на движении моего кадыка. Постепенно теряю самообладание и контроль.

— Тебе лучше? — в этот момент Мари, опустив веки, удовлетворенно улыбается.

Знает, чертовка, что хочу ее. Просто безумно хочу. Стоит только дотянуться...

А руки упорно продолжают свисать вдоль окаменевшего тела.

— Так хорошо... Когда ты рядом, Доминик, — почти со стоном произносит девушка.

Капли душа бьют прямо по лицу, пока она отклоняет голову, поднимая вверх острый подбородок.

Инстинктивно спускаюсь взглядом ниже, очерчивая глазами ее небольшую, но идеальную для меня, грудь с выступающими соблазнительными вершинками. Сушит во рту от желания облизнуть их и потереться губами.

Дальше — ниже. Представлял в нашей переписке, как кончаю, обжигая каплями этот плоский живот, и не раз. И не два...

И все это наяву, просто бери и владей, как вздумается.

Под мокрой тонкой тканью трусиков отчетливо выделяется узкая дорожка темных волос, вид которой сбивает мое дыхание. Медленно схожу с ума, представляя, что все это мог получить тот придурок в бассейне.

— Мари, — рычу почти в губы, склоняя голову к ее влажному лицу.

Торможу свои воспоминания силой мысли о том, что я... не могу. Мы не можем.

Все очень сложно, слишком сложно. Завтра Мари придет в себя и пожалеет о том, что между нами вообще что-то было. И я не могу допустить больше, чем эту близость. Причин для этого достаточно, одна из которых находится за четыреста метров отсюда.

Фиона, должно быть, подняла на уши всех, поскольку я так и не появился в нашем номере. Буду гадом, но это последнее, что может меня волновать. Но, твою мать, волнует…

С шумным выдохом отклоняюсь назад. Мари будто чувствует мою нерешительность и склонность к побегу. Распахнув широко глаза, подается вперед, касаясь губами колючего подбородка. Ее руки полностью освобождают мой торс от прилипшей к телу ткани, которая быстро присоединяется на пол к другой чужой рубашке.

— Дом, — берет мою ладонь и прикладывает к своей груди, подгоняя меня сжать ее. — Хочу, чтобы ты меня трогал... Прошу.

— Мари... — упираюсь второй рукой в стену, чтобы не упасть.

Нет, я не смогу. Я не должен, — как мантру повторяю про себя, а на деле смахивает на поведение гребаного импотента, честное слово.

— Сжимай меня, гладь, ласкай... — произносит она едва разборчиво, держа мою руку. — Мне это нужно.