– Надеюсь, хоть тебе-то, мой ангел, любезности Сурина не вскружили голову?
– Нет, – твердым голосом ответила девушка. – Напротив, я только и жду, когда эта нелепая комедия закончится, и у нас снова пойдет спокойная, нормальная жизнь.
– Вот и хорошо, вот и умница, – Софья Аркадьевна посмотрела на нее с одобрением. – А завтрашний день ничего – переживем как-нибудь! Только помни мои наставления и держись в присутствии Сурина правильно.
– Я все знаю, бабушка.
Софья Аркадьевна прошлась взад-вперед по гостиной.
– Однако, каков наглец – напроситься к нам на обед! Думает, если разбогател, так теперь ему все позволено. Когда хочешь, еще и приударить за тобой решит, – Софья Аркадьевна беспокойно нахмурилась. – Сашенька, будь осмотрительна! Не допусти, чтобы над нами все принялись насмехаться. И помни: ты – такая же неподходящая партия для этого человека, как и он для тебя. Такие люди не женятся без расчета и выгоды. Потешит холопское самолюбие, скомпрометирует тебя в глазах приличных людей и уедет.
– Бабушка, успокойся, – Александра обняла ее за плечи. – Я все понимаю и буду соблюдать осторожность. Пойдем лучше спать, довольно разговоров про Сурина.
Когда Александра проснулась, мама с бабушкой были уже на ногах, а в доме и вокруг него кипела работа. Хоть Софья Аркадьевна и презирала Сурина, а ударить перед ним в грязь лицом ей совсем не хотелось. И уж тем более не хотелось, чтобы Сурин с первого взгляда понял, как обеднели его бывшие хозяева за прошедшие годы.
Принимать Сурина решили в большой гостиной: просторной комнате, отделанной в стиле нового рококо, с голубыми обоями из узорчатого штофа и такой же обивкой мебели, изготовленной из красноватой ольхи. Этой комнатой редко пользовались в последние годы, поэтому мебель находилась в чехлах. Когда горничные снимали чехлы, то неосторожно задели столик, и стоявшая на нем старинная фарфоровая ваза грохнулась на пол и разбилась.
– Смотрите, не переколотите весь фарфор, когда будете заносить ковер! – прикрикнула на служанок Софья Аркадьевна. И с тяжким вздохом прибавила: – Очередной убыток из-за проклятого Сурина. И дай-то Бог, чтобы он оказался последним!
Наконец парадные комнаты были приведены в порядок, а территория усадьбы чисто выметена. Пора было расходиться по своим покоям, чтобы заняться туалетом. Однако не успела Александра подняться на второй этаж, как ее догнала горничная и сообщила, что между Любовью Даниловной и Софьей Аркадьевной завязалась очередная ссора. Пришлось спешно возвращаться в гостиную.
– А я говорю, что не допущу такого позора, чтобы моя внучка нарушала приличия ради какого-то бывшего холопа! – донесся до Александры рассерженный голос бабушки.
– Что за чепуху вы несете, какой тут может быть позор?! – возражала на высоких нотах Любовь Даниловна. – И я буду вам очень обязана, если вы перестанете называть Сурина своим бывшим холопом. Не хватало, чтобы вы забылись и брякнули это оскорбление в его присутствии. Вот тогда это действительно будет позор!
– Ах ты, батюшки мои! – рассмеялась Софья Аркадьевна. – Да ежели и брякну случайно, что тогда? Побежишь топиться на пруд?
Захлопнув за собой дверь, Александра прошла на середину комнаты и сердито посмотрела на родственниц.
– Что случилось? О чем вы на этот раз спорите? Да что же это такое! Сурин вот-вот приедет, а вы не даете мне спокойно собраться!
– Да вот, мы как раз и спорим о том, как тебе следует одеться… к приезду именитого гостя, – в голосе Софьи Аркадьевны звучал неприкрытый сарказм.
– Я сказала твоей бабушке, что хочу видеть тебя на обеде в вечернем платье. А она начала кричать, что это нарушение приличий и даже позор, – Любовь Даниловна нервно рассмеялась.