– Оно не «смотрится» дорогим, оно и есть дорогое, – хмуро заметила Софья Аркадьевна. – И мне остается лишь уповать, что Сурин уберется из Смоленска раньше того злосчастного дня, когда мы разоримся из-за его драгоценной персоны.

Александра досадливо поморщилась:

– Бабушка, я тебя умоляю! Перестань постоянно трубить про это разорение! Конечно же, Сурин не задержится в Смоленске: что ему за нужда сидеть здесь до морковкиных заговин, когда у него в Петербурге полно разных дел?

Но Софья Аркадьевна была не в силах уняться. Она слишком долго держала в себе свои чувства, и вот теперь, накануне встречи ее невестки и внучки с Суриным, они прорвались наружу.

– Весь город в ажиотаже, дамы словно рехнулись: тратят сумасшедшие деньги на наряды, выписывают из Москвы драгоценности. И ладно бы только молоденькие, а то и такие, что годятся Сурину в матери. Да уж, воистину, важная птица залетела в наши края! Банкир, заводчик, богач… Даром что бывший холоп, бегавший мальчишкой в лаптях да затрапезной рубахе! Но кому до этого дело в наши времена? Звенели бы деньги в карманах, а все остальное – пустяк!

– Но что же поделать, милая Софья Аркадьевна, коли времена сейчас такие, – рассудительно заметила Даша. – Раньше ценилось хорошее происхождение, теперь – только богатство. Надобно смириться и не принимать к сердцу, не заходиться из-за того, чего нельзя изменить.

– Да, надобно, – проворчала Софья Аркадьевна. – Но лишь один Бог знает, как это тяжело!

Александра в сердцах топнула ногой:

– Нет, это невыносимо, так больше не может продолжаться! Бабушка, если ты не уймешься и не перестанешь твердить про этого проклятого Сурина, я, ей-богу, не поеду ни на завтрашний бал, ни на один из вечеров, что будут даваться в Смоленске. И пусть тогда все болтают о нас, что хотят, мне плевать!

– Плевать? Мой ангел, что за вульгарное слово, где ты его подцепила? – испуганно проговорила Любовь Даниловна. – Ради бога, следи за своей речью, а то ненароком брякнешь что-нибудь такое в присутствии Сурина!

– Ладно, в самом деле, довольно, – внезапно остыла Софья Аркадьевна. – В конце концов, не навек же приезжает сюда этот Сурин! Сама не понимаю, чего я, старая дура, так разошлась… Дашенька, ты, надеюсь, останешься с нами обедать? Оставайся, голубушка, не хочется тебя отпускать!

– Останусь, – сказала Даша. – Но только при одном условии: за все время обеда – ни слова о злополучном Сурине!

Софья Аркадьевна поклялась не упоминать о Сурине, и обед прошел весело и приятно. Потом девушки пошли прогуляться по парку. Обсуждая сердечные дела подруги, Александра на время забыла и о своем новом знакомом, и о ненавистном Сурине. Но к разговору о Сурине все-таки пришлось вернуться вечером, уже после ужина и отъезда Даши.

– Как держаться при встрече с Суриным? – Софья Аркадьевна внушительно посмотрела на невестку и внучку. – На это, дорогие мои, есть испытанный старый рецепт: вежливо-отстраненная светская улыбка. Не нужно рассыпаться в любезностях или выказывать неприязнь. Если Сурин все-таки заговорит с вами, улыбнитесь, скажите пару банальных любезностей да и в сторонку. Никакого интереса, а тем паче – любопытства, никаких расспросов или сожалений о прошлом. Да, Сергей Сурин – наш бывший холоп, но сейчас нам не до него, у нас иные заботы, и на всяких заезжих дельцов нам недосуг отвлекаться. И первая наша забота – подготовиться к приезду Новосельского и подумать, какую пользу можно извлечь из примирения со старым мошенником. И, конечно, – Софья Аркадьевна лукаво взглянула на внучку, – мечтать мы будем не о том, как обратить на себя внимание заезжего дельца, а о поездке в Петербург, где нас ожидают всякие занятные развлечения. Так, моя голубушка?